– Надеюсь, сегодня наконец нам удалось сделать ребеночка, – пьяно пошутил он и тут же захрапел, явно довольный собой.
Изабелла тихонько поднялась с постели и направилась в ванную комнату, смыть со своей кожи сперму Густаво. И как можно думать, что такое слабое подобие соития может завершиться зачатием ребенка? Правда, вслух она бы никогда не рискнула задать подобный вопрос. Все более чем скромные возможности мужа в качестве любовника, которые он пытался продемонстрировать ей в самом начале их супружеских отношений, были безвозвратно утрачены, утоплены в угаре беспробудного пьянства. Да и сам Густаво едва ли помнил о том, что было в их отношениях когда-то.
Однако, думала она, возвращаясь в постель, если с ее стороны нужна жертва для того, чтобы получить разрешение покинуть Рио, сопровождать мать на фазенду и оставаться с ней там вплоть до ее кончины, что ж, она с готовностью принесла эту жертву только что.
* * *
Когда на следующее утро Изабелла спустилась к завтраку, Густаво еще спал. Луиза и Маурицио уже сидели за столом.
– Доброе утро, Изабелла, – поздоровалась с ней свекровь.
– Доброе утро, – вежливо ответила Изабелла, садясь на свое место.
– Густаво присоединится к нам?
– Да, он скоро спустится. – «Надо же, – подумала она про себя, – мне еще приходится выгораживать Густаво, защищать его от его собственной матери».
– Хорошо спала?
– Да, очень.
И так каждое утро. Один и тот же стандартный набор фраз для начала разговора и его завершения. Затем молчание на протяжении всего завтрака, прерываемое разве что довольным или недовольным ворчанием Маурицио, погруженного в чтение последних новостей, которые он поглощал, отгородившись ото всех остальных газетой.
– Сеньора Луиза, вынуждена сообщить вам, что моя мать находится в крайне тяжелом состоянии, – начала Изабелла, слегка помешивая кофе в своей чашке.
– Мне очень жаль, Изабелла, – последовал короткий ответ. Лишь слегка вскинутая бровь явила собой физическую реакцию на эту новость. – Как-то все уж очень внезапно. Ты вполне уверена?
– К несчастью, да. Я уже какое-то время была в курсе всего. Но мама попросила меня никому ничего не говорить, пока она сама не сочтет это нужным. И вот это время настало. Она озвучила свою последнюю волю. Попросила отвезти ее на нашу фазенду. Это, как вы знаете, в пяти часах езды от Рио. А еще она попросила меня сопровождать ее в этой поездке и оставаться вместе с ней, помогать медсестре в уходе за ней. Словом, побыть рядом… вплоть до ее кончины. Вчера вечером мы поговорили с Густаво, и он согласился с тем, что мне нужно ехать.
– Вот как? – Луиза недовольно поджала тонкие губы. – Благородный жест с его стороны. И как долго это может продлиться? – спросила она, почти дословно повторив вопрос собственного сына.
– Я… – начала Изабелла, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Сколько продлится, столько и продлится, дорогая, – перебил ее Маурицио, откладывая на время газету в сторону. Потом сочувственно кивнул головой Изабелле. – Передай, милая, мои наилучшие пожелания своей матушке.
– Спасибо, – прошептала Изабелла, тронутая внезапным желанием свекра встать на сторону невестки и поддержать ее. Она достала носовой платок и украдкой осушила глаза.
– Надеюсь, ты сообщишь нам, когда уезжаешь? – требовательно вопросила свекровь.
– В конце этой недели, – ответила Изабелла. – Отец отвезет нас туда и сам побудет вместе с нами несколько дней. А потом вернется назад в Рио. У него тут полно работы.
– Да, – мрачно подтвердил Маурицио последние слова Изабеллы. – Времена сейчас для твоего отца настали очень трудные. Как, впрочем, и для нас, всех остальных.
* * *
Минуло два дня. Изабелла сидела за столом в церкви Игрейя де Носа-Сеньора да Глория до Оутейро рядом с другими женщинами, прикрепляя небольшие треугольники мыльного камня к сетчатому полотну. Она вдруг подумала, что эти часы, проведенные в холодном церковном помещении, действуют на нее крайне благотворно, позволяя о многом поразмышлять в тишине и покое. Женщины, трудившиеся рядом с нею, хотя и оставались женщинами, то есть большими любительницами поболтать, но здесь они работали молча и сосредоточенно, обмениваясь лишь редкими словами, и то исключительно по делу. Совместное занятие не только сплачивало всех их, но и создавало особую атмосферу умиротворения, взаимной гармонии и покоя.
Элоиза, та самая подруга, именем которой Изабелла когда-то воспользовалась, чтобы обеспечить себе алиби и получить возможность сбегать на свидание с Лореном, сидела рядом с ней за грубо сколоченным столом. Она что-то прилежно писала на оборотной стороне очередного треугольника. Изабелла слегка наклонилась в ее сторону.
– Что ты делаешь? – полюбопытствовала она.
– Записываю имена членов своей семьи. И имя своего возлюбленного. Пусть они тоже поднимутся на вершину горы Корковадо и навечно станут частью статуи Христа. Здесь многие женщины так делают. Разве ты не знала, Изабелла?
– Какая красивая идея, – с грустью вздохнула Изабелла, мельком взглянув на имена близких, которые написала Элоиза. Отец, мать, братья и сестры, и, наконец, имя ее возлюбленного. Потом Изабелла перевела взгляд на свой камешек. Она уже приготовилась нанести на него клей, но тут глаза непроизвольно наполнились слезами. Какое горе, что мама скоро покинет эту землю и никогда не увидит статую Христа в ее законченном виде.
– Коль скоро ты уже записала имена всех, кого хотела, позволь мне позаимствовать у тебя ручку, – попросила Изабелла подругу.
– Пожалуйста.
Элоиза отдала ей свою ручку, и Изабелла нацарапала на обороте мыльного камешка имя любимой мамочки, потом отца, потом свое имя. Перо на какое-то время зависло в воздухе, но она так и не заставила себя написать ниже имя мужа.
Убедившись, что чернила высохли, она намазала треугольник толстым слоем клея и прижала его к сетке. И в этот момент старшая объявила о начале перерыва. Женщины стали одна за дугой подниматься со своих рабочих мест. Неожиданно для себя самой, Изабелла схватила кусочек мыльного камня из той груды, что лежала посреди стола, и украдкой положила его себе в сумочку. А потом тоже поднялась с места и присоединилась к остальным женщинам. Они, сгрудившись в дальнем углу церкви, пили кофе.
Но Изабелла знаком отказалась от чашки с кофе, который предложила ей служка, и повернулась к старшей:
– Прошу прощения, сеньора, но, боюсь, мне сейчас нужно покинуть вас.
– Конечно-конечно. Члены комитета благодарны всем, кто вызвался добровольно помочь нам. Благодарим всех, независимо от того, кто и как может. И вам, сеньора Айрис Кабрал, я тоже выражаю свою самую искреннюю благодарность. Пожалуйста, пометьте в расписании, когда вы сможете появиться у нас в следующий раз.
– К большому сожалению, какое-то время, сеньора, я не смогу бывать здесь. Моя мать серьезно больна. В ее последние дни я должна быть рядом с нею.