Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Решетун cтр.№ 26

Чаще встречается другое. Адвокат отрабатывает гонорар, для чего демонстрирует бурную деятельность. Одной из целей в таких случаях является развал экспертизы или назначение дополнительной либо повторной экспертизы. Даже при неминуемо грозящем подсудимому тюремном сроке подобная тактика, с точки зрения адвоката, оправданна: пока идут все эти следственные действия, подсудимый находится в СИЗО, а не в колонии, где условия содержания гораздо хуже. После обвинительного приговора срок, проведенный в СИЗО, как правило, засчитывается в счет всего срока, и потому в колонии или в тюрьме подсудимый проводит меньше времени. Вот адвокат и растекается мыслью по древу, ищет, за что бы зацепиться в заключении, пытается эксперта смутить, запутать, задает одни и те же вопросы по-разному, вынуждает доктора предполагать, а иногда даже выискивает в тексте орфографические ошибки. Опытный эксперт прекрасно знает все эти адвокатские уловки и не ведется на них, а порой, принимая их, начинает играть с адвокатом в его же игру, в конце выставляя его в не слишком достойном свете. Молодой эксперт таким опытом не обладает и нередко попадается на провокации. К своему первому судебному заседанию я был уже подготовлен начальником и знал, как себя вести. Допрос мой проходил примерно так:

Адвокат (А): «Это ваше заключение?»

Эксперт (Э): «Да, мое».

А: «Вы подтверждаете его?»

Э: «Да, подтверждаю».

А: «Угу… — сделал вид, что изучает текст, как будто видел его в первый раз (это могло длиться до нескольких десятков секунд — требовалось выдержать зловещую паузу). — А вот тут у вас написано, что… — прочел текст из заключения. — Вы подтверждаете это?»

Э: «Да, я же сказал, что подтверждаю».

А: «А какой у вас стаж?»

Вопрос насчет стажа является «сакральным», именно им адвокат пытается смутить эксперта, показать его неуверенность или даже низкую квалификацию. Иногда этот вопрос, особенно заданный врасплох, в самом деле действует на молодого эксперта угнетающе. Эксперт сам понимает, что стаж у него небольшой, и чувствует в связи с этим определенную уязвимость. Если адвокат поймет по интонации доктора, что тот в себе не уверен, он сделает все возможное для того, чтобы еще больше смутить его. Поэтому мне было строго-настрого наказано отвечать на этот вопрос уверенно и с достоинством.

«Один год!» — выдал я голосом Василия Алибабаевича из фильма «Джентльмены удачи», даже с некоторым вызовом.

«Угу… — снова фальшиво огорчился адвокат и сделал мхатовскую паузу. — Вы считаете, что обладаете квалификацией для того, чтобы проводить подобные экспертизы?»

После стажа квалификация занимает второе место в списке каверзных вопросов. Спрашивает адвокат всегда с риторической интонацией, и всем присутствующим, включая эксперта, становится сразу ясно: эксперт никакой квалификацией не обладает, он зеленый недоучка, ни черта не понимающий в экспертизе из-за отсутствия опыта. Иногда после этого вопроса сразу же следует второй: «Скажите, сколько подобных трупов вы уже исследовали за время своей практики?», и если этот труп первый или второй (третий, пятый), то адвокат опять опускает глаза в текст, мычит как бы себе под нос, но так, чтобы все слышали: «Мда-а…» и снова замирает в паузе.

Все это действует очень тягостно на неподготовленного эксперта, он начинает сомневаться в себе, особенно если сразу же после вопросов адвокат приводит какие-то данные, не относящиеся к конкретной экспертизе, но выглядящие солидно, — например, выдержки из какого-то руководства или мнение специалиста, называемое «независимой экспертизой». Люди, присутствующие в зале судебного заседания, конечно же, смотрят на выступающих и иногда даже позволяют себе комментировать те или иные вопросы и ответы. Если в придачу ко всему у эксперта есть так называемая боязнь сцены, то ситуация может стать для него мучительной и даже позорной.

Но я-то был предупрежден! Мой опытный босс рассказал мне, о чем меня будут спрашивать и как нужно отвечать. Почти все вопросы он угадал; как я потом убедился, они всегда одинаковые, за редким исключением. Я не забывал перед ответами выдерживать паузы секунды на три, не горячился и выглядел вполне достойно. Меня также проинструктировали о том, что если ситуация выходит из-под контроля, нужно обратиться к судье и дать ей понять: адвокат начинает нести чушь, и этот цирк пора прекращать. Почти всегда подобное обращение работает, и допрос прекращается.

Еще одним раздражающим фактором в таких судейских выступлениях является то, что заседания никогда не начинаются вовремя. Задержка может составлять от нескольких десятков минут до часов, и почти всегда она связана или с доставкой обвиняемого, или с опозданием адвоката, причем последняя причина встречается в разы чаще. Я никогда не понимал, почему все остальные участники процесса должны ждать адвоката, который в свое оправдание приводит какие-то детские причины, а судьи ему не делают никаких внушений. Самое долгое ожидание в моей практике составило почти два часа, но было компенсировано временем моего допроса. Меня вызвали в суд по инициативе адвоката, и когда начался допрос, он спросил: «Это ваше заключение?» — «Да». — «Вы его подтверждаете?» — «Да». — «У меня больше нет вопросов». Судья немного обалдела от такого хода и спросила: «У кого-нибудь есть вопросы к эксперту?» Вопросов никто не имел. «Спасибо, вы свободны», — сказала мне судья, и я ушел, так и не поняв, что это было.

Так постепенно я учился разным житейским премудростям, которые очень помогают в работе, попутно заводя хорошие знакомства среди не последних в городе людей — не только сотрудников прокуратуры и милиции, но и начальников колоний».

Я вопросительно посмотрел на эксперта.

«А они-то тут при чем?»

«Ну как же, — усмехнулся он, — начальник колонии был нужным человеком, и не потому, что требовалось кого-то «отмазывать» или улучшать чьи-то условия содержания, с такими вопросами вообще к ним ни разу не обращались. Дело было в полезности колоний».

«Что вы имеете в виду? Я все равно не понимаю. О какой полезности вы говорите?»

«Я вам объясню. В каждом коллективе время от времени вспыхивают конфликты. Бывают они и в колониях: например, случится драка между заключенными, или сотрудники колонии применят спецсредства, или возникнет какая-то другая ситуация, требующая назначения судебно-медицинской экспертизы. Вот такие экспертизы мы периодически и выполняли. И в отличие от милиции, у которой вопрос телесных повреждений, грубо говоря, один из профильных, колония с такими проблемами сталкивается редко, и механизм дальнейших действий в ней не отработан до автоматизма. Из-за этого затягиваются сроки расследования, что, конечно, отрицательно сказывается на «карме» начальника колонии и всех нижестоящих сотрудников. О том, что в материале проверки или в уголовном деле отсутствует судебно-медицинская экспертиза, сотрудники колонии вообще могут вспомнить за один день до окончания срока расследования. Конечно, они мчатся к нам и назначают эту экспертизу, но, видите ли, с момента принятия экспертизы в работу мы можем делать ее в течение месяца, а это совсем не устраивает «колонистов». Каков выход?»