– Это правда? – Крячко перевел взгляд на начальника изолятора.
– В какой-то степени, – замялся тот. – Технически в момент задержания Шаповалов уже покинул территорию ограбленного особняка, его взяли возле забора, а украденные из особняка ювелирные украшения он успел скинуть в ближайшие кусты, где их и обнаружили оперативники.
Гуров и Крячко переглянулись. Им, как опытным операм, было понятно, что в данных обстоятельствах козыри на руках у адвоката. Преступник успел покинуть место, где совершил ограбление, да еще и награбленное скинул. На косвенных уликах далеко не уедешь.
– «Чистосердечка» была? – уточнил Крячко.
– Вначале, – ответил Осокин. – Это, а также изменение внешности, чтобы проникнуть в дом, послужило поводом к задержанию.
– Он изменил внешность? – переспросил Крячко.
– Разумеется, на то он и Хамелеон, – подтвердил Осокин. – Парни, которые его брали, предложили подписать «чистосердечное», он согласился. А потом с ним адвокат поработал.
– Если вы имеете в виду, подписал ли мой подзащитный бумагу, где чистосердечно признается в совершенном ограблении, то можете быть уверены, она уже аннулирована, – игнорируя заявление начальника СИЗО, заявил Ципиков. – И я не позволю оскорблять честь и достоинство моего клиента нелестными высказываниями в его адрес. В нашей стране каждый гражданин имеет право как угодно изменять внешность, если данный акт не имеет злого умысла.
– И умысла, конечно, не было, – усмехнулся Стас.
– Все это мы могли бы обсудить в суде, но, как видно, вам это невыгодно. Быть может, его исчезновение на руку правоохранительным органам? – внезапно произнес Ципиков. – Быть может, это нападение организовано для того, чтобы не допустить слушания дела Шаповалова в суде?
– Вы на что это намекаете? – вспылил полковник Осокин. – Хотите сказать, что это мы организовали нападение на автозак, убили двух лучших конвойных и забрали Хамелеона? Да вы в своем уме?!
– Почему вас так шокирует мое предположение? Ведь вы-то, нисколько не стесняясь, обвиняете моего подзащитного в том же самом! – выдал Ципиков.
– Послушайте, так мы далеко не уедем, – прервал зарождающийся скандал Гуров. – Обоюдные обвинения нас никуда не приведут, с этим, надеюсь, все согласны? Вот и хорошо. Господин Ципиков, вам придется на какое-то время покинуть кабинет. Вы потребовали от меня и моего напарника ознакомить вас с планом разыскных мероприятий, так что будьте любезны не мешать нам делать свою работу. Сейчас вы выйдете отсюда и будете ждать своей очереди. Сначала мы побеседуем с начальником следственного изолятора, зададим ему все необходимые вопросы, чтобы выяснить обстоятельства, предшествовавшие нападению. А затем пригласим для беседы вас, и вы сможете обстоятельно представить нам все доводы, доказывающие непричастность вашего клиента к произошедшему инциденту. Надеюсь, возражений не будет?
Ципиков задержался всего на пару секунд, чтобы собрать со стола приготовленные бумаги, после чего безропотно вышел из кабинета. Полковник Осокин проводил его сердитым взглядом, но от комментариев воздержался. Гуров же, заняв стул адвоката, приступил к опросу, и начать решил с задержания Ивана Шаповалова. Отвечал Осокин обстоятельно и четко на поставленный вопрос, что упрощало дело. Гурову не приходилось возвращать его в нужное русло или прерывать неуместные воспоминания.
Две недели назад, ровно в полдень, в дежурную часть поступил звонок. Звонивший сообщил, что в его дом проник вор. Он был сильно взволнован, настолько сильно, что на выяснение его имени и адреса времени у дежурного ушло раза в три больше, чем обычно требуется на обработку подобного вызова, поэтому на задержание опергруппа выехала с опозданием. К тому же оказалось, что речь идет о деревне Прудище, где не так давно начал зарождаться новый коттеджный поселок. От Твери до него километров десять, но и это лишняя фора преступнику. Затем еще нужный дом пришлось искать, так как опознавательные знаки как таковые на новых домах отсутствовали. Единственным ориентиром служили миниатюрные таблички с номерами участков, торчащие из земли на тонкой металлической ножке.
Все эти факторы привели к тому, что к дому пострадавшего полицейский микроавтобус подъехал с опозданием, как раз в тот момент, когда вор понял, что пора удирать. Шесть человек, включая водителя и начальника опергруппы, видели, как мужчина в странном одеянии, более похожем на собачью шкуру, перелез через забор и бросился бежать к сосновому бору, расположенному буквально на заднем дворе коттеджа. Опера успели выскочить из машины и помчаться следом. Беглеца они взяли, уворованное из коттеджа нашли в паре шагов, в кустах. Вернулись в коттедж, отыскали хозяина, и он поведал им начало истории.
В тот день у хозяина коттеджа, известного в определенных кругах оценщика антиквариата Вениамина Кальнобрицкого, должна была состояться встреча. Некий клиент из Твери назначил дату и место, пригласив Кальнобрицкого установить подлинность полотна кисти Бориса Кустодиева. Накануне юбилейного года на основе музейной площадки в Москве планировалась организация грандиозной выставки, посвященной творчеству художника. Клиент предложил организаторам экспозиции картину из фамильной коллекции, но экспертная комиссия, совершенно неожиданно для владельца картины, заявила, что работа является подделкой и потому не может быть выставлена. С мнением музейных экспертов клиент не согласился и решил провести независимую экспертизу, для чего вызвал в Тверь Вениамина.
Установление подлинности картины – процесс длительный. При самом хорошем раскладе Кальнобрицкий должен был отсутствовать часов шесть, не меньше. На это, видимо, и рассчитывал вор, и так бы все и сложилось, если бы не стечение обстоятельств. Накануне дня проверки кустодиевской работы у Вениамина был так называемый «охотничий» день. В такие дни он наведывался к мелким скупщикам антиквариата. Иногда эти поездки приносили весьма щедрую добычу, но чаще оказывались пустыми. «На охоту» Вениамин брал свой «малый чемоданчик», где хранил инструменты для проведения ускоренной экспертизы на месте. Второй чемоданчик, именуемый «великим», он брал тогда, когда проводил работу за деньги. Но в этот день у мелких скупщиков он ожидал увидеть нечто уникальное, поэтому переложил часть оборудования из «великого чемоданчика» в «малый». Промашка Вениамина вскрылась только через несколько дней, в самый разгар экспертизы картины Кустодиева, и, чтобы не пасть в глазах клиента, Вениамин поспешил домой, пообещав вернуться со всем необходимым и закончить работу.
А вернувшись домой, Кальнобрицкий увидел, что сигнализация на доме отключена. Сначала он решил, что в спешке забыл включить ее, но, подумав, отмел этот вариант. Тогда он начал обходить дом по кругу, заглядывая в каждое окно, и в одном из оконных проемов увидел, как некое существо поднимается по лестнице внутри его дома. Будучи владельцем немалого количества раритетных и уникальных, а заодно и жутко дорогих вещиц, Кальнобрицкий понял, что его грабят. Тогда он тихонько отошел от окна, спрятался за стену хозяйственной постройки и позвонил в полицию.
В тот день фортуна была на стороне антиквара, к Ивану Шаповалову же она повернулась своей не самой приятной стороной. Окажись все нужные инструменты на месте, Хамелеон ушел бы, как и во всех предыдущих случаях. Но… случилось то, что случилось. Кальнобрицкий вернулся, полиция отреагировала как надо, и вор был пойман. Собрав улики и прошерстив дом на предмет отпечатков пальцев, опергруппа препроводила Хамелеона под стражу.