— Наверняка при мытье пола случайно пошевелила разъем, — деловым тоном прокомментировала я. — Нужно получше воткнуть все проводочки в спине у компьютера.
— Получилось! — тихонько обрадовалась секретарша спустя время. — Это было не так просто. Как вы этому научились, Катерина?
Я не нашлась что ответить. Вывод напрашивался сам собой. Тихая секретарша с г-ном Лихогоном состояли в прочной порочной связи. Иначе он бы в жизни не взял ее на работу.
Выключив телефон, хозяин несколько секунд недоуменным и печальным взглядом смотрел на него, явно переживая, что не может облегчить страдания своей подопечной.
— Ой! — вскоре опомнился он. — Простите, забылся. Итак, хорошо, я беру вас на работу.
«Есть!» — заликовало все внутри меня. Сутки напряженной борьбы принесли желанную победу. Я внедрилась в самое логово конкурента.
— Убирать будете два раза в день. До восьми и после восемнадцати. Инвентарь покажет Лизавета. Особые условия — не трогать мои бумаги. Надеюсь, мы с вами сработаемся. Я — хороший начальник. Плачу неплохой оклад. Предыдущая уборщица ушла не на улицу, а на повышение. Так что не волнуйтесь. Вы устроились на приличное место. Приступайте с завтрашнего дня.
С этими словами Лихогон уткнулся носом в монитор, давая понять, что аудиенция окончена.
На ватных ногах я прошла в приемную. У меня просто не было слов!
Впрочем, чему удивляться? Объявление гласило — нужен работник в офис. Ты же сама, дура, не спросила о предстоящих обязанностях. Главное — ты теперь работник офиса противника. Какая разница, что ты, собственно, будешь делать? Я пыталась успокоить вскипающую в душе ярость, но она не унималась. Столько идиотских проверок и заданий! Все эти подковырочки и насмешливые взгляды. А все ради чего? Ради должности уборщицы?! Это притом что его секретарша даже компьютер толком включить не может!!! Да что этот Лихогон себе позволяет?! Он просто чокнутый! Ну ничего, мы ему еще покажем! Сам напросился!
Теперь, кроме должностных обязанностей, у меня был еще и личный стимул хорошенько проучить этого омерзительного человека.
Глава седьмая,
не гнушающаяся загадочным творчеством
Домой после первого рабочего утра я вернулась в препаршивейшем настроении. И дело было вовсе не в том, что мне пришлось встать ни свет ни заря, чтобы помчаться наводить порядок у конкурентов, в то время как мой собственный офис тоже давно нуждался в генеральной уборке. И даже не в том, что вечером мне предстояло вернуться к Лихогону для очередного акта размахивания шваброй. Дело было в тихой секретарше, которая усердно мешала мне работать. Нет, разумеется, мыла пол, вытирала пыль и поливала цветы я совершенно беспрепятственно. И дезинфекцию санузла проводить мне, увы, никто не запрещал.
Только вот выполнять свои основные обязанности — то есть узнавать, какие шаги господин Лихогон и его клиент Песов намерены предпринимать против Марии и где они прячут настоящее завещание, — я никак не могла. Для этого мне необходимо было хотя бы на пять минут остаться одной. Но тихая секретарша утром ходила за мной по пятам до тех пор, пока в офисе попросту больше не осталось поводов для присутствия уборщицы. Она сочувственно давала советы, любезно рассказывала, где хранятся моющие и чистящие средства, даже отодвигала мебель, когда хотела показать мне наиболее труднодоступный для уборки и уязвимый для пыли уголок. Словом, ни на миг не оставляла меня в покое. Оставалось лишь надеяться, что к вечеру гостеприимство моей взволнованной коллеги сбавит обороты и она перестанет ощущать ответственность за «бедную новенькую», которую «швырнули в поток дел, толком ничего не пояснив».
— Так что пока никаких успехов, — грустно завершила я свой рассказ, отзвонившись Жорику уже из дому.
— Вы не туда попали! — мрачно сообщил муж и отключился, перезвонив через миг уже на городской телефон. — Похоже, они тебя подозревают, а значит, твой мобильный может прослушиваться.
— А городской, значит, не может? — на этот раз Жорикина паранойя не вызвала у меня ни малейшего сочувствия и я попросту издевалась.
— Черт! Ты права! — не заметив насмешки, отрезал Жорик. — Смотря в чем они тебя подозревают, конечно. Но если в том, что ты — это ты, то и городской телефон тоже может быть под прицелом. Пока!
Прежде чем я успела возмутиться, он положил трубку, а прежде чем успела перезвонить, раздался входящий вызов.
— Здравствуйте! — проговорил незнакомый голос по ту сторону трубки. — Это детективное агентство? А какое? Я уже запутался. Обзваниваю всех подряд в надежде на помощь, и уже малость не в себе. Я вам еще не звонил?
— Может, и звонили, — честно ответила я. — Меня не было дома… Э… То есть в офисе.
Тут я поняла, что выгляжу несолидно, что не произнесла положенное «Детективное агентство Order всегда на страже ваших интересов!» вместо приветствия, а теперь вообще путаю дом с работой, отпугивая клиента.
— Прошу прощения, — кинулась исправляться я. — Чем мы можем вам помочь?
— Знал бы чем, сам бы себе помог, — тяжело вздохнул потенциальный клиент. — Я боюсь, что меня посадят в тюрьму, и хочу как-то подстраховаться. Понимаете, я актер! Учусь в Академии культуры. Казалось бы, это должно ограждать от всевозможных криминальных историй, но ведь наоборот…
Я поразилась не столько сути услышанного, сколько тому, что стоило только моей сестрице надумать поступать в Академию культуры, как оказалось, что в нашем городе чуть ли не каждый встречный там учится.
— Меня зовут Эдуард. Фамилия Томкин. Не пытайтесь вспомнить, вы пока обо мне не слышали. Но когда-нибудь я прославлюсь, вот увидите. Недавно я снялся в двух учебных работах одного режиссера. Он же и сценарист. Тоже студент, но при этом абсолютнейший псих, — продолжал собеседник. — У него, знаете ли, такая фишка глупая — гнаться за правдоподобностью. Делать практически хоум-видео. Скрытая камера, реальные городские пейзажи, все дела. Это я сейчас понимаю, что идея глупая, а изначально мне казалось, что задумка хорошая.
Я не совсем понимала, нужно ли в данном случае дать пациенту — ой, простите, клиенту — выговориться или лучше задавать наводящие вопросы. Пока я раздумывала, он продолжал:
— Но вы где-нибудь отметьте, что Эдик Томкин с самого начала пытался возражать! Да! Я говорю этому психу-режиссеру нашему: «А свет?! Качество же ужасное выйдет». А он: «Это будет наш козырь. Главное — правдоподобность! Качество у всех хорошее будет, а за душу только наша работа возьмет!» Я ему и поверил. Все ж таки конкурсное видео готовим для авангардного фестиваля. Осел! Только и остается теперь, что «иа-иа» кричать.
В волшебную силу правдоподобности мой собеседник, похоже, верил и сейчас, потому что кричать по-ослиному принялся вполне натурально. Тут уж я не выдержала:
— Не могли бы вы более точно сформулировать свою проблему? Если я верно понимаю, вы снялись в видео, сделанном скрытой камерой, и теперь боитесь, что вас посадят в тюрьму? В видео было что-то неприличное?