Да будет воля Твоя - читать онлайн книгу. Автор: Максим Шаттам cтр.№ 27

Когда он попытался с ней заговорить, ему пришлось начинать трижды: сначала, чтобы не заикаться, а потом, чтобы она поверила, что он обращается к ней. Йон не отличался красотой, но четыре года, проведенные в Вичите, благотворно подействовали на него, и теперь он казался немного старше своего возраста, что делало его более привлекательным. Йон не умел флиртовать: не умел ни смешить, ни рассказывать истории, от которых у девушек загорались глаза, равно как и не умел скрывать свои недостатки и подчеркивать достоинства. Но Йон обладал инстинктом хищника. И он, в отличие от других, легко разглядел слабые места Джойс Фланаган. Он знал, хотя и не мог объяснить откуда, что эта девушка до боли застенчива, догадался, что она не знала, как она красива, ибо считала себя, скорее, дурнушкой, что она потерялась в городе, потерялась по жизни, и одиночество уже подкосило ее. Короче говоря, Джойс терпела кораблекрушение посреди океана из-за вселенской грозы, которая ежедневно поднималась у нее в голове. Естественно, Йон развенчал каждый недостаток, он неспешно вел разговор, отпуская комплименты ее внешности, стараясь выглядеть убедительным, сильным, даже где-то властным, чтобы она могла положиться на него, и уже скоро она видела в нем стабильное пристанище, где можно укрыться.

Джойс Фланаган не очень-то везло в жизни — а те, кто знал Йона Петерсена как вы и я, могли бы сказать, что встречу с ним вряд ли можно считать удачей. Дочь проповедника-алкоголика, сбежавшего из семьи, когда ей исполнилось десять лет, она осталась с необразованной и депрессивной матерью, пока какой-то бродячий торговец не поселился у той между ног. А когда она стала казаться ему слишком сухой, он неоднократно попытался водрузить свой флаг в «болоте Джойс», как он любил говорить. Девушка его отшила и, устав от апатии матери и все более яростных атак отчима, однажды утром направилась на север. Покинув Миссисипи, она нашла работу на винокуренном заводе в Теннесси, откуда вскоре ей пришлось убраться, потому что управляющий чуть ее не изнасиловал. Джойс пользовалась поддержкой пасторов, великодушием жителей маленьких городков, понемногу помогавших ей и иногда требуя взамен, так сказать, расплату натурой, что она отвергала сразу. Она пересекла два штата автостопом, во время которого снова едва не подверглась нападению, и спасением была обязана только своей счастливой звезде и паре сильных ног, способных бегать на дальние расстояния. В Талсе, в общежитии Ассоциации молодых христианок она встретила Кандис Коппен, молодую музыкантшу, уверенную в своем звездном будущем, и та увлекла ее за собой в путешествие с гитарой в руках, сделав своим доверенным лицом, своей первой поклонницей и своим будущим менеджером, когда карьера ее пойдет в гору. Джойс не возражала, во-первых, потому, что музыка Кандис ей нравилась, во-вторых, путешествовать вдвоем оказалось легче и не так опасно. Кандис часто выступала как на улицах, так и в барах, и они осели в Вичите, где встретили двух «продюсеров», обещавших пустить в ход все средства, чтобы прославить их. А на самом деле первый попытался изнасиловать Джойс, в то время как второй соблазнял Кандис. Не получив поддержки от подруги, Джойс решила с ней расстаться. Кандис же влюбилась в Гордона, переставшего выдавать себя за продюсера. Он предложил ей другой путь к счастью, подсадив ее на наркотики, и она, окончательно опустившись, вышла на панель. Слушая эту историю, Йон посмеивался про себя, прикидывая, что, быть может, он изливался в рот этой девицы, не зная, что скоро встретит ее бывшую лучшую подругу.

Джойс поведала Йону, что пока она росла в Миссисипи, никогда не думала, что мир может быть таким жестоким, а все мужчины такими озабоченными, ибо почти все, кого она знала, пытались овладеть ею силой. Она же вовсе не так представляла себе влюбленность, и ее постигло очень сильное разочарование, но она каждое утро старается выбросить из головы мечты маленькой простодушной девочки, и, принимая предложенное Йоном за стойкой прачечной-бара пиво, она с гордостью заявила, что жизнь в большом городе закалила ее характер и нрав и ее не так легко довести до слез, как раньше, что произвело на внука фермера Йона Петерсена огромное впечатление. Может быть, в глубине души, там, где хранятся наши самые приятные детские воспоминания, обитало еще немного надежды, последняя струна романтизма, которую у него не хватило духа оборвать.

Вот уже несколько месяцев, как Джойс устроилась на работу продавщицей в бельевом отделе магазина Генри и снимала крохотную меблированную квартирку в восточном квартале. Это не панацея, но впервые за два года у нее появилась хотя бы какая-то стабильность, крыша над головой и возможность каждый день платить за еду. В заключение она призналась Йону, что после расставания с Кандис чувствует себя ужасно одинокой. Она говорила с тягучим южным акцентом, чем окончательно очаровала Йона.

Через три недели после их встречи он попросил ее руки, и они сочетались браком в Вичите, в лютеранской церкви Реформации, на углу Келлог Драйв и Мишн Роуд. Йон отказался торжественно отмечать их союз в Карсон Миллсе, ему не нравилась мысль, что разносчики сплетен и другие остряки, которых он знал с детства, могли заявиться к нему на свадьбу. Присутствовали Ингмар и Ракель. Ханну пригласили, но, к великому сожалению Йона, она не появилась, а так как Джойс не имела никаких предубеждений против лютеран (она вообще не имела предрассудков относительно религии: Бог всегда был Богом, как бы его ни толковали, но она остерегалась распространяться на эту тему), ее тут же приняли в семью.

Два года Йон жил вместе с женой в Вичите, и все это время любви, которую он питал к ней, хватало, чтобы делать его счастливым. Словно ее присутствие направляло давление в нужную сторону, и, еще лучше, словно того, что она давала ему, хватало, чтобы заполнить место в его голове. Однако ангелом Йон не стал, и Джойс научилась остерегаться его по вечерам, когда у того портилось настроение. Нежного мужа из него не получилось, он часто бывал с ней груб, а когда нервничал, отпускал в ее адрес колкости и щипал до крови, хотя она была ни при чем, и с течением времени жестокости в их отношениях становилось все больше. Но он придавал Джойс ощущение надежности, казался человеком, на которого она могла опереться. С Йоном она чувствовала, что с ней больше ничего не может случиться, он защищал ее от нападений извне.

Все изменилось следующей весной, когда Йон ехал в Карсон Миллс к своему заболевшему деду. Он двигался вдоль нескончаемого поля, заросшего высокой изумрудной травой, расцвеченного там и здесь вкраплениями золота и ляпис-лазури. Затем появился другой цвет. Когда Йон впервые увидел их после долгой разлуки, он почувствовал мурашки внизу живота. Бабочки с трудом отрывали свои крылышки от его внутренних стенок, словно пытались отклеиться от жвачки, и, как только им это удавалось, они тотчас начинали бешено трепетать крыльями, восполняя упущенное.

Да вот же они! Огромные, роскошные маки, распустившись, танцевали на теплом майском ветру…

В том году (Йону тогда исполнилось двадцать два) на протяжении всего мая нечто из прошлого медленно поднималось на поверхность. Это было похоже на прозрачную воду, куда внезапно хлынуло горячее течение, поднимая ил и взбаламучивая всю реку. По мере того, как осадок самых мрачных эротических фантазий постепенно всколыхнул все его мысли, Йон неотвратимо менялся, прислушиваясь к шепоту своих демонов. Жена заметила, что он стал сварливее, чем обычно, а когда ей приходилось выдерживать бешеные наскоки его безжалостных чресел, она кусала подушку и молилась, чтобы все поскорее закончилось. Раз уж мужчины в этом мире существуют только для того, чтобы насиловать ее, в такие немилосердные минуты приходится смиряться; этот, по крайней мере, ее муж. Но хотя Йон изливался в Джойс с яростью бешеной собаки, ему все равно казалось, что он превратился в переполненную бутыль. Он ощущал, как неделя за неделей наполняется чем-то неведомым, и его сосуд становится слишком тесным, чтобы это удержать. В нем скопилось слишком много вещества, его собственная материя пульсировала в висках по нескольку раз в день, ему было жарко, слишком жарко, он ни с того ни с сего покрывался потом, раздражался по пустякам, и вот-вот мог произойти взрыв.