Да будет воля Твоя - читать онлайн книгу. Автор: Максим Шаттам cтр.№ 15

Все знали, как много она делает для детей, знали о ее набожности, и многие сокрушались, что редко когда имя настолько не соответствует тому, кому оно досталось ^[5], ибо Тереза все делала бескорыстно, исключительно по доброте и из любви к ближнему. Злые языки во главе с миссис Бромиш (главной организаторшей вечеров торговой марки «Тапервеар» в Карсон Миллсе, председательницы бридж-клуба и ревностной поборнице методистской церкви) утверждали, что у Терезы Тернпайк никогда не было своих детей, потому что никто не соблазнился стать ее мужем, ибо в ее сердце находилось место только для книг. Однако все остальные считали ее исключительно приветливой и трудолюбивой, хотя иногда вспоминали, что в нашем городе она являлась одним из малочисленных сторонников демократов, и опасливо шептались — словно речь шла о ее участии в субботних шабашах, — что в свое время она сочувствовала социалистам, которых маккартисты так и не вывели на чистую воду.

Тело Терезы Тернпайк нашли спустя десять дней после изнасилования Луизы Мэки неподалеку от железнодорожных путей, к востоку от города, в зоне заброшенных складов, построенных во времена стремительного движения на запад: по мере того, как поезда на Калифорнию и Аризону переставали использовать эту ветку, склады постепенно пустели, превратившись в просторные ангары, где свистел ветер, а во времена сухого закона иногда прятались бутлегеры. Теперь этого заброшенного места избегали даже парочки, ищущие уединения. Туда забредали разве что бездомные собаки да проезжие пьянчуги, а еще, судя по слухам, женатые мужчины, ищущие противоестественных отношений с другими мужчинами.

Обнаружив ее там, шериф и его помощник Беннет, прижав шляпы к сердцу, долго стояли, печально глядя на труп, распростертый лицом к земле, его неестественно вывернутые конечности не оставляли сомнений в судьбе жертвы. Морозное утро уступало свои права дню, снег, выпавший ранее, не удержался, но холодный ветер, прилетевший с востока, гулял по равнине и свистел между фасадами домов. Анонимный звонок раздался в рабочем кабинете шерифа, и дрожащий мужской голос сообщил, что возле «складов позора лежит труп женщины, мир ее душе». Из-за сомнительной репутации зону пустовавших складов в добропорядочных семействах Карсон Миллса называли «складами позора». Мужчина тотчас повесил трубку, и Беннет однозначно решил: случайный свидетель, возможно, потенциальный «клиент», явившийся на встречу и обнаруживший труп, но никак не убийца, ибо он говорил «слишком взволнованно, слишком нервно».

Когда шериф наклонился и прижал два пальца к шее Терезы Тернпайк, пытаясь нащупать пульс, которого, разумеется, уже не было, стало понятно, что та была мертва уже долгое время. Лицо ее было повернуто набок, позволяя разглядеть левую его часть, и Джарвис с глубоким волнением отметил, что даже спустя время после смерти оно сохранило тревожное выражение. Очень горько, что такая добрая женщина погибла от рук насильника. Она этого не заслужила, совсем не заслужила. Но стало еще хуже, когда они перевернули ее и обнаружили распухшую, покрытую фиолетовыми пятнами маску, которую являла собой другая половина ее лица. Джарвис заметил несколько вырванных ногтей, напомнивших капот машины, поднятый для проверки двигателя, по меньшей мере два сломанных пальца и предположил, что в больнице Энид, куда отвезут труп и составят подробный протокол осмотра, зафиксируют многочисленные кровоподтеки на всем теле. Но это уже для врачей, не для него. Джарвис совершенно не хотел созерцать изуродованное тело Терезы Тернпайк. Он вообще не любил смотреть на мертвые тела людей, которых знал, а тем более женщин, от этого ему становилось особенно плохо: вопрос стыдливости и уважения.

Джарвис несколько раз старательно разгладил ладонью густые усы, кончики которых загнулись кверху.

— Это не местный парень с ней сделал, — пришел к выводу Бенет. — Никто из здешних не стал бы причинять зло Терезе.

Джарвис скептически усмехнулся. Он не разделял его мнения.

— Напротив, Бенни, именно кто-то из местных мог иметь причины ее ненавидеть. Тереза вмешивалась в семейные ссоры, часто вытаскивала скелеты, которые предпочитали прятать по шкафам, к тому же, в округе несколько папаш и мамаш потеряли своих детей из-за нее или благодаря ей.

Ибо за последние двадцать лет Тереза Тернпайк поместила в приемные семьи с полдюжины детей. Детей, с которыми плохо обращались, которых били смертным боем и запугивали собственные родители. Но были и дети, для которых она не смогла ничего сделать.

— Негодяй совсем остервенел, ты видел, во что он превратил ее голову? — промолвил Джарвис. Он был в ярости. — Это кто-то из местных, уверен. Кто-то, кто имел на нее большой длинный зуб. Не знаешь, какие дела она вела с детишками в последнее время?

— Нет, после сына Эдвина Джеймса я ничего не слышал.

Шериф прекрасно помнил Маркуса Джеймса. Его школьные приятели сами пошли к библиотекарше, потому что мальчик боялся кому-либо довериться. Почти каждый вечер он покорно терпел побои от своего отца-алкоголика. Маркус испугался и отказался говорить даже с Терезой, а тем более с людьми шерифа, и это несмотря на синяки, покрывавшие его руки. На другой день он пропустил школу и вернулся только в следующий понедельник с разбитой губой и отсутствующим зубом. Джарвис до сих пор продолжал горько упрекать себя. Он слишком долго не вмешивался, и Тереза Тернпайк сама поднялась в квартиру, расположенную над бывшей мастерской по изготовлению текстиля, и пригрозила Эдвину черенком сломанной метлы, а тот влепил ей такую затрещину, что она упала. На следующее утро Джарвис отправился к Эдвину в сопровождении Дугласа, и они задали ему хорошую трепку, напомнив, что в Карсон Миллсе никто не имеет права вести себя таким образом. Вдобавок, желая дать ему понять, что теперь он у них под наблюдением, Дуглас вылил ему на голову три бутылки виски, найденные в шкафах, обжигая алкоголем скулы и десны Эдвина. Если Маркус вернется в школу хоть с малейшей ссадиной, шериф и его помощник вернутся и на этот раз законопатят папашу в камеру на несколько недель, лишив его любимого пойла. В глубине души ни шериф, ни его помощник не хотели сажать Эдвина, он являлся единственным родственником Маркуса, единственным, кто мог его кормить и платить за жилье, так что тюремное заключение стало бы наказанием также и для сына, но они надеялись, что им удалось изменить ситуацию хотя бы на некоторое время. Это все, что они могли сделать, чтобы уменьшить причиненный ущерб. Так вершилось правосудие в Карсон Миллсе.

Джарвис Джефферсон огляделся. Улицы, прилегавшие к железнодорожным путям, выглядели пустынными, если не считать разбросанных картонок и каких-то лохмотьев, зацепившихся за колючие ветки кустарника и развевавшихся на ветру подобно знаменам давно исчезнувшего воинства. Большинство крошечных круглых складских окон было разбито, а те, что уцелели, отражали клочья серых туч, напоминая глаза призрака, глядящего из небытия в пустоту и отказывающегося наблюдать за происходящим вокруг. Нет, Тереза Тернпайк не посещала такие места. Что ее сюда занесло? Внезапно Джарвиса охватило страстное желание закурить. Он бросил по просьбе Эммы, потому что она не переносила запах табака, особенно в его дыхании, и из любви к жене он двадцать лет назад избавился от этой дурной, но такой приятной привычки, после семнадцати лет, в течение которых он выкуривал по полторы пачки в день. Да, Эмма всегда знала, как взяться за дело, когда ей было что-то нужно! Искусная, подвластная только женщинам смесь улыбки, шантажа, угроз и комплиментов, и Джарвис отказался. Впрочем, хватило бы лишь нежного взгляда, того самого, каким она смотрела на него на балу Независимости, где он впервые поцеловал ее (казалось, с тех пор прошла целая вечность, но воспоминание о том, какой его жена предстала перед ним, когда он впервые коснулся своими губами ее губ, по-прежнему остается живым и четким, как фотография), и он уже готов идти навстречу любым ее капризам. Но никотин прилипает к коже прочнее, чем сок растений, и даже долгое время спустя эта погань способна выскочить из укрытия, чтобы наводнить кровь своими ароматами, и от желания покурить закружится голова.