Ярославский мятеж - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Васильченко cтр.№ 33

Если детально разобрать действия красных отрядов, то складывается такая картина: они перешли в наступление от станции Коченятино в направлении Филино. В рядах латышей находился теперь прибывший из Вологды Я. Петерсон, бывший командир сводной роты по охране Смольного. Краснолатыши были явно на подъеме. К тому же в этот день для отрядов Г. Комиссарова из Вологды было привезено несколько десятков винтовок, четыре пулемета «Кольт» и более тридцати тысяч патронов. Солдаты 8-го латышского полка, даниловского и других отрядов выдвигались на поезде, в составе которого были две блиндированные платформы с двумя орудиями и несколькими пулеметами. После короткой перестрелки наступающие заняли станцию Филино. Затем боевой эшелон с частью стрелков-латышей и артиллерией продвинулся дальше к Волге. Вначале наступающая масса двигалась в направлении моста без особых проблем. Однако близ уроческих мастерских их накрыл пулеметный огонь. Наступление не остановилось, но все-таки замедлилось. Юрий Шевяков писал: «Красные разведчики проникли также на железнодорожный мост через Волгу. В Тверицах в это время находилось уже не более 180 повстанцев, так как к этому времени около ста бойцов тверицкого отряда были расстреляны красными на месте сдачи в плен или убиты в бою, а другие разбежались. Несмотря на это, в течение дня восставшие, прикрываясь сильным пулеметным огнем, дважды контратаковали выдвинувшиеся к Волге красные отряды и все-таки вынудили их отойти к ст. Филино, забрав с собой два захваченных на ст. Урочь паровоза, а затем и военно-санитарный поезд, эшелоны красных отрядов около 19 часов отошли к ст. Коченятино».

Карл Гоппер вспоминал об этих бесконечных наступлениях-отступлениях: «Не знаю, вследствие ли переправы нашего отрядика через Волгу либо по какой-нибудь другой причине, но красные опять оставили занятые ими места в Тверицах и уехали на своем поезде в сторону Данилова. Мы воспользовались этим, чтобы восстановить здесь наше положение. Но сил было слишком мало, чтобы весь большой фронт от железнодорожного моста на Филино и далее к деревне Савино занять сколько-нибудь устойчиво, – из всего бывшего тут отряда около 180 человек мне удалось набрать всего лишь человек 40, к которым я прибавил прибывших со мной 150. Поэтому я иначе распределил расстановку наблюдения, ставя заставы в наиболее опасных направлениях, в верстах 2–3 впереди станции Филино велел разобрать рельсы, на расстоянии хорошего обстрела от разобранного места укрыл в двух направлениях, в замаскированных окопах по одному отделению с пулеметами, которые воспрепятствовали бы исправлению пути. Оставшуюся роту, силою около 80 человек, держал в кулаке, для активных действий, пользуясь местными укрытиями, которых тут было в изобилии. При себе на станции Урочь оставил в виде общего резерва остаток Калужан – около 20 человек, нуждавшихся в передышке после упорных боев. Такая готовность гораздо более соответствовала обстановке и такую на самом деле приняли на следующий день. Однако к вечеру генерал Л., который по своему желанию был оставлен командиром этой роты у станции Филино, без моего ведома, распорядился иначе, даже не донося мне об этом. Он снял две заставы, наблюдавшие разрушенный путь, присоединил их к себе и растянул всю роту по широкому фронту в лесу впереди станции Филино. Утром рано он за это был наказан, т. к. красные нагрянули сосредоточенным кулаком и наша редкая цепь, хотя и встретила их огнем, не могла выдержать их напора и отступила. Насилу, при помощи моего резервика, удалось остановить отступающих уже на самой окраине Тверицы, и тут начался снова бой, продолжавшийся еще четверо суток».

Положение тверицкого отряда белых повстанцев становилось хуже с каждым часом. И самое главное: им не удалось сохранить контроль над железнодорожным мостом через Волгу. В книге Р. Балашова «Пламя над Волгой» есть краткое описание этой операции: «На рассвете 12 июля начался общий штурм железнодорожного моста через Волгу. Наступление прикрывал бронепоезд и несколько артиллерийских орудий. Красноармейцы двигались вслед за железнодорожной платформой, доверху нагруженной рельсами. Белые отвечали ружейным и пулеметным огнем и наконец не выдержали и побежали. Железнодорожный мост через Волгу в этот день был взят».

Более детальное описание захвата моста мы можем найти в воспоминаниях венгерского интернационалиста Рудольфа Гарашина, которые были изданы в СССР в 1970 году под названием «Красные гусары». В этих воспоминаниях мы читаем: «Для захвата моста нам дали четыре пулемета, обеспечили достаточным количеством патронов и ручными гранатами. В отряде костромичей тоже был пулемет. Эшелон наш остался позади, в километре от нас. Там расположился общий штаб, оттуда же мы получали продукты. К железнодорожному мосту действительно трудно было подступиться, так как около него стояли пулеметы, а один пулемет был установлен даже на ферме моста. Ночью мы осторожно подобрались к мосту на расстояние двухсот метров и окопались. Нам казалось, что мятежники получат из города подмогу, но этого не произошло. Значит, на помощь из города они, видимо, не надеялись. На третий день нам удалось уничтожить пулемет на ферме моста. Постепенно кольцо сжималось. Мы ждали благоприятного момента, чтобы захватить мост штурмом. Нам уже порядком надоело бездействие. Вышестоящее командование нашу тактику одобряло (ведь мы сковывали значительные силы противника, который все еще, видимо, не терял надежды получить помощь от Антанты и потому упорно оборонял мост). Приказа на штурм моста нам все не давали. Однажды на мосту появился поезд противника. Вначале мы приняли его за бронепоезд, но вскоре наши конники установили, что это самый обычный поезд, вооруженный двумя пулеметами. Противник обстрелял нас из этих пулеметов, правда, никакого ущерба не нанес. Вскоре поезд скрылся из виду. Однажды из разведки не вернулись трое наших конников: они были убиты метрах в двадцати пяти от моста. Это были красногвардейцы Имре Такач, Альберт Сабо и Михай Ковач. Их тела нам удалось забрать только ночью. Чаша терпения была переполнена, и мы наконец, получили приказ штурмовать мост. И вот под покровом ночи мы приблизились к мосту, а на рассвете пустили на мост отцепленный от состава паровоз. Машинист успел соскочить на землю, а паровоз выехал на мост. Началась сильная стрельба с обеих сторон. С криками „ура“ красноармейцы бросились к мосту. Когда они достигли его середины, противник на том берегу не выдержал и побежал. Захватив мост, мы окопались на противоположном берегу. Контрреволюционеры уже не посмеют сюда вернуться! Привели пленных. Тридцать пять бывших царских офицеров. Остальные сбежали. Увидев, что попали в плен к венграм, русские офицеры стали страшно ругаться. Товарищу Ткаченко пришлось провести с ними своеобразную политбеседу о пролетарском интернационализме. Пленные стали молиться и спрашивать, какая же участь их ожидает. Наши ответили: точно такая же, какую готовили они нам. Всех пленных мы провели через мост и заперли в одном из вагонов, приставив к нему часовых».

В своих планах белые заговорщики не надеялись только лишь на волю случая. В Ярославле они пытались анализировать, рассчитывали, делали тактические прогнозы. Кроме собственно офицерской организации, состоящей как из ярославцев, так и приезжих, ставка делалась на броневой дивизион. Именно силами этого подразделения предполагалось разоружить и нейтрализовать т. н. «коммунистический отряд», считавшийся самой боеспособной частью, подчиненной советской власти. Командовал броневым дивизионом участник Первой мировой войны, прапорщик Валентин Супонин. Для планировавших восстание он был очень удобной фигурой, так как, с одной стороны, ненавидел большевиков, но при этом все-таки пользовался расположением советской власти. В частности, он постоянно присутствовал на собраниях Совета солдатских депутатов. Однако именно это обстоятельство послужило поводом для неоднозначного отношения к нему руководства тайной организации. Полковник Перхуров откровенно не доверял прапорщику. Позже на судебном процессе Перхуров заявит по поводу Супонина: «Он произвел на меня весьма сомнительное впечатление, будет ли он на нашей стороне. Я проверил свое мнение, и ответы получились неуспокоительные. Весь вопрос был в том, на чьей стороне он будет – на нашей или на стороне Советских войск». Однако генерал Гоппер отнесся к командиру броневого дивизиона в высшей мере доверительно. В своих воспоминаниях генерал написал о силах, которые должны были поддержать вооруженное выступление белых в Ярославле: «Автопулеметный отряд, состоявший из двух броневиков и пяти пулеметов. Вся команда этого автоотряда – 25 человек – состояла из офицеров, входивших в нашу Ярославскую организацию, а ее начальник – поручик Супонин – являлся одним из деятельных членов офицерской организации и одновременно пользовался большим доверием и даже авторитетом в военных делах у большевиков, они приглашали его на все важнейшие заседания и не имели от него почти никаких секретов». Как бы то ни было, Супонина не посвящали во все тонкости плана, а ставили лишь в известность в общих чертах. Перхуров по этому поводу сообщал: «Заседаний [штаба заговорщиков] планомерных не было, но приходили командиры полков. Я получал известные сведения, давал им соответствующие инструкции. Потом приходил начальник броневого дивизиона. Я ознакамливал его с тем же самым. И таким образом я пропускал через свои руки всех людей. Так что сплошных заседаний не было, а просто они приходили или группами, или поодиночке».