– Что, больно? – процедил Лев сквозь зубы, разглядывая преступника, потом кивнул головой курсанту: – Давай-ка, Петя, аккуратно подбери ножичек, только пальчики нашего нового знакомого не смажь.
– А я его в пакет полиэтиленовый, – с трудом переводя дыхание, ответил курсант. – У меня в кармане есть. Я в магазин хотел зайти.
– А что вам мои пальцы, – скрипя зубами от боли в руке, проговорил преступник. – Фуфло это все – без понятых. Не докажете! А за покалеченную руку еще и компенсацию выплатите, начальнички. Я законы знаю.
– А где же твои свидетели, умник?
– Че, волчары, на понт берете? – скривился киллер, но Лев перебил его:
– Хватит ваньку валять, не в зоне перед паханами и не за карточным столом с блатными! Значит, так, слушай и запоминай, если мозги есть. Я – полковник Гуров, и я никогда подлости не делал, даже вашему брату уголовнику. И врать даже вам, отребью, ниже моего достоинства. Может, и можно было бы тебя здесь прижать как следует да руку твою сломанную повыкручивать, чтобы ты мне все рассказал. Но я такими вещами не занимаюсь. Ты мне сам все расскажешь, добровольно и охотно. Потому что головой своей ушибленной поймешь, что иначе нельзя! А уж потом я тебе вызову «Скорую помощь». На меня зуб не точи, я тебе руку сломал, когда ты моего напарника хотел ножом ударить. Все честно между нами. Я его защищал, а ты его убить хотел.
Киллер только криво усмехнулся и отвернулся, глядя в сторону забора, как будто считал разговор законченным и вообще бессмысленным. Но Гуров продолжал говорить, вбивая резкими фразами информацию в голову раненого:
– Ты себе в голове нарисуй картинку, рассмотри ее, а потом выводы делай. Двух рапортов сотрудников полиции для судьи вполне достаточное основание. Есть такая формулировка: нет основания не доверять показаниям сотрудника полиции. Это первое. Второе, ты знаешь, что, попав в уголовный розыск, ты так просто оттуда не выберешься. Мы тебя наизнанку вывернем, со всеми твоими связями, со всеми делами, которые за тобой тянутся. Ты свой срок все равно получишь. Разница только в его длине, которая зависит от степени твоего сотрудничества со следствием. И это для тебя не новость.
– Никогда я сукой не был, – начал было сквозь стон говорить киллер, но Лев его снова перебил:
– Это твои проблемы и твои блатные комплексы. Ты не о том думаешь! Ты попал в мои руки. И теперь тот, кто тебя послал, об этом узнает. Нет, не от меня. Он по своим каналам узнает, что ты дело не сделал и попался. Чувствуешь ситуацию? Раз твой заказчик решился на убийство этого парня, значит, все серьезно, и ты теперь для него опасный свидетель. Сообразил, нет? Сколько ты проживешь, если я тебя не захочу защитить? Прикинь сам! А чтобы я захотел тебя защитить, ты мне должен быть интересен. А теперь решай: или поговорим, или я вызываю «Скорую», мы пишем рапорты и забываем о тебе. Следователь возбудит уголовное дело, и тобой займется районная «уголовка». Ну а дальше… сам понимаешь.
Киллер молчал, сжимая руку и болезненно морщась. Но Гуров видел на его лице не только отражение физических мук. Мужчина явно прикидывал свои шансы выжить. И нестерпимая боль сейчас для него, кажется, отошла на второй план. Наконец он решился:
– Что от меня нужно?
– Кто тебя нанял убить этого парня или просто припугнуть?
– Не припугнуть, а конкретно завалить. – Киллер смерил Дубова недобрым взглядом, как будто все еще прицеливался выполнить свою работу.
– Кто заказал его? – методично продолжал задавать вопросы сыщик.
– Не знаю, мне не докладываются, – отрицательно качнул головой киллер. – Мне передал все Мирон. А с кем у него был договор, я не знаю.
– Мирон? – задумчиво переспросил Гуров, сразу вспомнив, что кто-то именно из бригады Мирона в свое время застрелил во время разборки человека из банды Слона. И как раз из того самого пистолета, который оказался в момент попытки самоубийства в руках Светланы Моревой. – Странно. Я что-то не помню, чтобы Мирон раньше такими делами занимался. Он ведь вор, и вором всегда был. Деньги, что ли, кончились?
– А это ты, начальник, у него у самого спроси, – проворчал киллер. – Только уж ты там за меня слово замолви. Я тебе все выложу, а ты за меня скажи, что и как получилось, чтобы он зуб на меня не держал.
– Ты у Мирона давно подвязаешься?
– Долг у меня перед ним с последней отсидки. Помог он мне. А до этого я с ним под Вологдой вместе срок тянул, но это давно было. Чем он сейчас занимается, я не знаю. Зуб даю, начальник. Ты знаешь, у нас вопросов много задавать не принято.
– А тебя как зовут?
– Леха Тульский.
– Леха Тульский, – передразнил его сыщик. – Тебя папа с мамой так назвали? В паспорте как написано?
– Горобец Алексей Николаевич, – поправился раненый. – Только я думаю, у вас в картотеке на меня есть бланк. Можно и не спрашивать.
Гуров продолжал задавать вопросы, а сам думал о том, почему покушение должно было совершиться именно на Дубова. Если уж кого и убирать, то полковника из МВД, который тут что-то раскопал. С ним информация и умрет. А смысл убивать курсанта-стажера? Только тогда есть смысл, если Дубов узнал что-то или вот-вот узнает что-то важное, опасное для заказчика. Но стажеру ничего важного не доверяют. Он знает то, что знает каждый офицер в управлении. С Моревой он давно не работает и не общался с ней уже больше месяца. Значит, причина в том, что он неосторожно мог поинтересоваться либо подставами оперативников с наркотиками, либо истиной причиной увольнения и попытки самоубийства Светланы. И не просто поинтересоваться. Кто-то заподозрил, что Петя узнал нечто важное, и решил не дать курсанту эту тайну разгласить. Документ? Тот самый лист, который Дубов нашел в кабинете?
Лев достал телефон и вызвал «Скорую помощь», а затем связался с оперативным дежурным по управлению, сообщив о происшествии, ранении киллера и необходимости взять его под охрану с пресечением всех возможных контактов.
– Петя, что за документ ты нашел? – спросил он наконец Дубова, когда «Скорая» увезла раненого киллера в сопровождении омоновца.
– Да вот. – Курсант вытащил из кармана свернутый вчетверо лист бумаги. – Объяснения задержанного с наркотиками гражданина. Наверное, выпал из папки, когда их поспешно убирали из сейфа кого-то из оперативников. Их там двое в кабинете сидят, у кого именно выпал, я не знаю.
– Слушай, Петя, а почему они с такой поспешностью эти незарегистрированные материалы из кабинета стали выносить? Лежали они у кого-то из них в сейфе и горя не знали, а тут такая спешка. Может, из-за тебя? Ты проявил интерес или проговорился каким-то образом?
– Да вы что, Лев Иванович! – Дубов так горячо запротестовал, что даже руку к груди прижал. – Я же все понимаю, не мог я себя выдать, да и не разговаривал ни с кем на эти темы.
– Петя, вспоминай! – почти приказал Гуров. – Это очень важно. Если не ты прокололся, значит… Значит, проговорился кто-то из оперов. Или Чикунов, или Юрасов.