– Так, – сказал я. – Я брошу эту дрянь ему и посмотрю, возьмет ли он ее. Гарри, используй огонь, если он подберется слишком близко. Кивок, Туман – распределитесь за мной с рогатками. Если он пробьется мимо меня или Гарри, выбивайте ему глаза камнями.
Я рассудил, что даже Питер не сможет протестовать, если Многоглаз сорвется со скалы и погибнет из-за того, что ослеп. Вернее, протестовать-то он сможет (и обычно делает это очень громко, когда что-то идет не так, как ему хочется), но мы сами эту тварь не убьем и потому буквально исполним созданный Питером закон.
А мое собственное желание уничтожить Многоглазов на острове хотя бы отчасти исполнится.
С ножом в левой руке и влажными оленьими кишками в другой я кивком указал на вход в пещеру. Остальные двинулись за мной. Я слышал, как часто и отрывисто дышит Гарри. Факел, который он держал, сыпал мне на шею искры, но мне нельзя было вскрикивать.
Многоглаз уже преодолел склон и полностью вылез на карниз. Между ним и нами расстояние было совсем маленьким, и он показался мне крупнее тех Многоглазов, которых я видел в прерии под высоким голубым куполом неба.
Здесь на нас давила темнота, а из-за скал и пещеры казалось, что мы оказались в закрытой комнате с этой тварью. Кишки у меня в руке так воняли, что глаза заслезились.
Увидев нас, Многоглаз протяжно зашипел и постучал о землю всеми восьмью лапами, словно волной, начиная с задней с каждого бока и заканчивая передней. Я уже видел, как Многоглазы так делали, когда были испуганы или встревожены.
Я не льстил себе мыслью, будто он увидел в четырех мальчишках угрозу, но все Многоглазы боятся огня, а факел у Гарри был достаточно большим, чтобы им угрожать. Гарри встал справа от меня, а Кивок и Туман остались сзади.
Если мне покажется, что тварь намерена прорваться мимо нас с Гарри, я не стану ждать, чтобы Кивок и Туман выбили ему глаза. Я схвачу факел и сгоню его со скалы – и к черту правило Питера. Громадное чудовище не сожрет всех мальчишек, хоть Питер и считает, что их всех можно спокойно заменить на новых.
Многоглаз неуверенно шагнул к нам, продолжая шипеть сквозь свои длинные клыки. Я решил, что он молодой, еще не кончил расти – хоть он и казался таким большим на этом карнизе. В лунном свете было хорошо видно, что он еще не оброс серебристо-серым мехом, который появлялся у взрослых, и не покрыт шрамами, остающимися от безжалостных боев за еду. Многоглазам всегда не хватало пищи, потому что из их яйцевых камер появлялось на удивление много малышей.
Я сказал себе, что только совсем молодой мог уйти так далеко от остальной стаи – и имел глупость карабкаться на скалу. Он ведь и правда мог сорваться и погибнуть, не добравшись до нас. Интересно, что подтолкнуло его к такой попытке.
А молодняк должен отвлечься на оленину и испугаться огня. По крайней мере, так я говорил самому себе.
Я бросил внутренности в сторону Многоглаза – со всей силы. Как я и надеялся, кишки пролетели мимо его лап и остановились у края обрыва.
Он щелкнул клыками, и с одного из них соскользнула капелька яда, зашипев на камнях. Не надо, чтобы этот яд на вас попал. Он прожигает до самой кости. У меня осталось несколько круглых шрамиков на левой руке, где много лет назад меня обрызгал Многоглаз.
Многоглаз посмотрел на кучу кровавых кишок. Я ждал, надеясь, что он примет внутренности как дар и уйдет. Взрослый сделал бы именно так.
Десятки глаз без зрачка вращались у него над клыками, словно он задумался. Гарри угрожающе поднял факел, и тварь отступила на пару шагов, снова зашипев.
У этих созданий мы не видели носов, но, похоже, они все равно как-то чуяли. Многоглаз развернул свое раздутое тело к внутренностям. Я вздохнул, только теперь заметив, что затаил дыхание.
Когда я был один, страха не было – только твердая уверенность в том, что именно надо сделать. А вот когда рядом были другие мальчишки – особенно новички…
(особенно Чарли)
…я начинал за них тревожиться, и часть моих мыслей всегда была занята их безопасностью. Именно в этом, наверное, была одна из причин, по которым Питер велел мне прекратить с ними нянчиться. Он никогда о мальчишках не беспокоился, ни минутки. Да и обо мне тоже, если на то пошло.
Внезапно Многоглаз снова повернулся к нам, проигнорировав наше подношение – и издал пронзительный звук, похожий на визг.
У меня за спиной коротко охнул Туман – и сразу же заткнулся, а я понял, что ему тоже хотелось завизжать.
Я шагнул с левой ноги и наставил руку с ножом на Многоглаза. Я пока не пытался ему навредить, только четко обозначил свое намерение. Он встал на дыбы, подняв передние лапы в воздух, и снова завизжал.
Откуда-то издалека, с прерии, донесся ответный вопль, такой слабый, что мне даже показалось, что мне почудилось.
«Он зовет на помощь», – подумал я.
И тут я представил себе, как десятки Многоглазов приходят из прерии, взбираются на скалу, окружают мальчишек и, замотав в шелк, уволакивают в свою колонию, чтобы кормить своих малышей.
– Нет! – сказал я и напал.
Я не предупредил остальных, что стану делать, и Кивок (или Туман: порой их трудно было различить) закричал мне вслед, останавливая.
Его голос был едва слышан за приливным грохотом крови у меня в ушах. Я знал, что брюхо у него – это самая уязвимая часть, и мне надо было не попасть под укус его клыков.
Из-за своей формы Многоглазы могли выглядеть неуклюжими: толстое туловище на множестве лап – но они были чертовски быстрыми и поворачивались в мгновение ока. А вот изгибаться они не могли, так что если я окажусь сзади, то смогу подлезть под него, прежде чем он сообразит, что происходит. По крайней мере, так я планировал.
– Гарри, поднеси огонь как можно ближе к нему! – крикнул я.
И едва я успел это сказать, как Многоглаз кинулся на Гарри, прямо на огонь – не переставая визжать.
На мгновение мы все застыли: никто из нас еще не видел, чтобы Многоглаз бежал на огонь.
Я подумал: «Этот какой-то неправильный. Он бежит на огонь, а не от него. Он взбирается на скалы».
Мне нужно было, чтобы он оказался неправильным, не таким как все, потому что если это было не так, то тогда у Многоглазов появляются новые пугающие привычки, которые нам, мальчишкам, ничего хорошего не обещают.
И тут он лапой отбил факел и вцепился Гарри в плечо, запустив клыки ему в грудь. Гарри орал не переставая – и от его крика мои мозги наконец включились.
Кровь брызгала, яд лился, прожигая ему кожу и попадая на мышцы и кости.
«Брюхо, брюхо!» – подумал я, понимая, что второго шанса у меня не будет. Тварь отвлеклась на Гарри, но это ненадолго. Может быть, все-таки я еще успею его спасти, несмотря на эту кровь и этот яд… и на то, что его вопли стихали, словно он махал на прощанье.
Я забежал ему за спину, затормозив у жала, и бросился вперед, выставив руки перед собой, упав на живот и проскользнув ему под брюхо.