Таня знала, что самобичевание к добру не приведет. Что роль личности в истории не меняет ее столь глубинно. Или меняет? Все эти метания заставили ее забыть о мелочах и деталях. И только потом, когда Ник наконец привез ее домой, она начала слабые и лихорадочные попытки анализировать случившееся.
— С ума сошла?! Не вздумай лезть во все это! — пресек их муж. — Запомни, как бы там ни было — тебя это не касается! Не хватало еще чувствовать себя виноватой… тебе не должно быть никакого дела до того, кто и что сказал по телефону какой-то Кире, ясно?!
Меж тем именно Кира при всей ее внешней суетности и бессмысленных ускорениях была Тане симпатична. Она одна из немногих всегда выполняла поставленную перед ней задачу до конца и была безотказной. Просто работала она в ритме, понятном ей одной, ходила тропами, одной ей известными, и частенько выдавала результат, когда его уже не ждали. Но результат этот бывал прекрасен, и стоило ли придираться к процессу… творческому процессу, надо заметить! Кире достался один из самых тяжелых фронтов — доля единственного технаря среди махровых гуманитариев, так что работы ей хватало. Поэтому рассеянность и забывчивость были ей простительны. Тем более что высокотехнологичная стезя для Киры оказалась благоприобретенной, а изначально она была восторженным библиотекарем, родившимся в один день с Мариной Цветаевой. Словом, именно Кире можно было довериться… но Таня совершенно не знала ее супруга. Хотя не сложно догадаться, откуда он имеет свою версию случившегося. Великий Кирин движок, работавший на полную катушку, не давал ей хранить тайны. Если ей что-то было известно, то это непременно становилось известно всем — далеко не только мужу. Стало быть, истина лежала на поверхности, как злополучный ключ от кладовки…
— Ник, только не кричи на меня сейчас! Можешь просто послушать?
— Я и не кричу, я предостерегаю тебя от глупостей. Ты можешь себе навредить, я тебя знаю.
— Погоди с этим. Помнишь, когда я тебе в который раз рассказывала про хамство Штопина. И сказала, что еще одна гадость — и дам ему в морду. А ты ответил, что надо действовать умнее. Надо довести ситуацию до абсурда, до кипения, когда гадюка ужалит настоящего хищника, который от нее мокрого места не оставит. И который легко забудет об этом. Ты говорил мне: «Учись бороться с врагами чужими сильными руками. Подталкивай своих врагов к гильотине провидения — чтобы добрые люди, и прежде всего ты сама, не пострадали. Разрешай конфликт ко всеобщему удовольствию»…
— Помню. Говорил. И что же?
— Мне кажется, это и произошло. Только разве мы хотели его смерти… мы хотели, чтобы он просто оставил нас в покое.
— Горбатого могила исправит, как тебе известно, — цинично вздохнул Ник. — Я не понимаю, чего ты-то так убиваешься? Эта партия сыграна кем-то другим. Я тебя учил лишь общим принципам борьбы со злом. Зло должно быть уничтожено злом. А ты не путайся под ногами. И ты, я надеюсь, не успела ни во что впутаться…
— Господи, конечно нет! — ужаснулась Таня.
— Вот и теперь сиди тихо. Дабы рикошетом отдача не замучила. Без тебя разберутся.
— Но я чувствую ответственность! Я же обещала Бэлле, что все будет в порядке. А в результате допустила такое. Надо было следить… хотя бы за ключами! Бэлла будет в ужасе.
— Хватит обогревать собой планету и воображать себя божеством! Как будто того, кто это задумал, остановили бы какие-то ключи… у вас там полный бардак! Заходи кто хочешь, прячься во всяких закоулках, давай по башке кому хочешь. Да твою Бэллу надо гнать в шею за то, что она до сих пор не завела в клубе охрану! Ведь ходит всякий сброд… А ты еще собираешься быть перед ней виноватой! Может быть, она вас просто подставила, а сама свалила на курорт! А что, если это был ее план убрать вашего Штопина? И смылась-то она, чтобы обеспечить себе алиби. Тебе такое в голову не приходило?
Что только не приходило Тане в голову! Но к подобным версиям она была не готова. Зато к ним всегда готов драгоценный Николя, который не прочь заподозрить Таниных друзей в худшем. Ник не скрывал, что жена «с прицепом» — это не для него. Прицеп — дети, родня, друзья — только мешает. Он искал вариант незамутненных материи и духа, табула раса, прозрачный сосуд… А нашел Таню с сыном от первого брака и с глубинным предрассудком о том, что дружба важнее любви. Все потому, что она смеялась над его шутками и полюбила его первой. И не испугалась, когда почувствовала себя незащищенной. Ни с кем другим до того она не могла обозначить точку отсчета любви. А с Ником получилось. Это произошло вечером на бульваре, когда они гуляли и присели на скамейку, а рядом резвились дети, свисая с нагромождения лесенок, канатных мостиков и прочей арматуры, которая лишь издали обретала задуманную форму величественного корабля. Ник вдруг лег на скамейку и положил голову Тане на колени. И это вышло у него легко, словно они уже прожили много лет вместе, хотя они были едва знакомы и близости между ними не было. И казалось, что никогда не будет, потому что Таня знала — этот мужчина не для нее, ему нужна дива, не обремененная…
Теперь их называли «Нестеровы», хотя они не были женаты. И никогда не будут. Ник боится чужих детей, тем более мальчиков. Он не стал сегодня на нее долго сердиться. Он очень быстро ее простил «за причиненные неудобства». А Таня так измучилась, что враз рассыпалась от мутной усталости. Очень скоро она уснула, но так же внезапно проснулась, обнаружив себя прижавшейся к теплой мятой сонной щеке мужа. Он, слава богу, спал, хотя сон у него был раздражительно чуткий. А Таня вдруг с неожиданной ясностью вспомнила события этого вечера и ночи. Вот клуб пустеет, в буфете прибираются Кира с Ленкой, а потом Ленца отчаливает — даже не зная, насколько предусмотрительным был ее своевременный уход, — вот Таня болтает с Давидом о… боже, Малика! Та женщина, что умерла из-за Штопина. Которого теперь настигла месть… Быть может, ларчик открывается так просто! Об этом Таня ничего не сказала следователю. С какой стати! В любом случае она на стороне Рашида. Кажется, так звали мужа Малики, который пропал. И теперь объявился?! Затем, чтобы свершилась справедливость.
Следователь — низкорослый Бисмарк с прямоугольным лицом. Таня, конечно, знала, что основная миссия полицейского ведомства — сотворение гигантской карательно-канцелярской кухни, но такого вдохновенного творца отчетности надо еще поискать! Ко времени его приезда, правда, Николай уже продиктовал своей супруге непреложные принципы общения с органами власти: давать как можно более скупые свидетельские показания и ничего не подписывать. Но не подписать, конечно, не получилось. Все подпишут, а Таня — нет? Бог с ним, речь не об этом. Именно в тот момент ужаса у Тани в голове сложилась галерея образов, увиденных за «скандинавский» вечер. Конечно, знала она не всех. Но описать смогла бы. А к тем, кто не попался в ее поле зрения, у нее выстроился ряд вопросов. Например, к сотрудникам — когда ушли дежурные по библиотеке сверху… Вот за этими самыми дежурствами Таня никогда не следила. Всем этим мудреным распорядком переработок и отгулов ведала Ляля. Светлая и беспомощная. Так, но вчера дежурить не могла, она в пестрой мозаике вечеринки запечатлелась, она была со всеми. И плакала. Нора? Нет, она не могла дежурить — она же главный специалист по зарубежной литературе. Точнее, она библиограф, но со скандинавами у нее какие-то особые отношения… Впрочем, Нора в памяти не всплывает. Или у Тани не идеальная память, как она привыкла считать? Она обожала производить впечатление воспроизведением укромных эпизодов двадцатилетней давности, обволакивать паутинчатым кружевом деталей… но одно дело мирная жизнь, другое дело — жуткий форс-мажор.