– А, ну позавчера мы все так… неловко. Ну, как закончится, проверимся, – он пододвинул Нинин стакан себе и проглотил его залпом.
На чердаке оставалась одна Ольга Дмитриевна. Экскурсовода в Марьине ждала жена, а хранительнице не с кем было пережить остаток бездетного дня в Новых Черёмушках. Она выверяла сегодня старые каталоги – давнее задолженное дело. И Нина принялась возиться с залежавшимися актами и договорами – дело бухгалтеров, которые редко его делали, а сегодня не пришли в музей. «Мне настолько нечего терять, что я могу наказать себя только неинтересной работой», – это спокойно подумала Нина и нахлобучила на файл казённую шапку.
Музейных, к Нининому удивлению, разобрали по машинам молчаливые офисные, которым нужно было в те же стороны. Дом сразу запылился и постарел без оживляющих его людей. Около девяти Нина закончила бумаги. Над головой в потолочном окне торчал чёрный квадрат.
5.
Нина страсть как боялась старости. Но обычно старели только люди-прошлого, такие как она – люди-будущего – тоже старели, но гораздо медленней. Тридцать-сорок для людей-будущего – молодость. Пятьдесят и шестьдесят – взрослые и самые производственные годы. В семьдесят и восемьдесят работу они уже сокращали на три четверти, но продолжали исследовать мир. В девяносто и даже сто отдыхали и рефлексировали. И ни в каком возрасте не находилось на телах людей-будущего мест для гуль и шуб, только для рюкзаков, удобных стрижек и курток.
Нина боялась, что новым московским несчастьем станет старость в морщинистой кожаной упаковке с болезнями и слабостью внутри. Но сегодня Нина догадывалась, что старость уже случилась с исчезновением детей. Она просто не задела Нину.
Против старости Нина обычно боролась сном. Он ровнял морщины, утешал нервы и накачивал тело силами. Люди-будущего спали много, Нина точно знала. Она отдавала ему десять часов своего времени посуточно. Успешные неспящие являлись чем-то несерьёзным, временным, недлящимся, стареющим, словом, человечеством-прошлого. С сегодня на завтра, напротив, Нина решила не спать нисколько, чтобы не пропустить момент наступления нового несчастия, заметить и понять – как и почему это происходит.
За Ниной пришла охранница с рыбьим от плача лицом и сказала, что ей пора ставить помещение на сигнализацию. Женщину звали Светланой, она навещала кольца вахтами из Балакова. Её сестра Вера, тоже из Балакова, охраняла торговый центр в Тушине и привезла в воскресенье свою дочь десяти лет гулять по Москве. Все они не снимали жилье в кольцах, а размещались прямо на объектах. Вера и дочь спали вместе на уложенных один на другой трёх матрасах. Девочка, как и остальные дети, сегодня нигде не нашлась. Женщины не бежали из города, боялись потерять работу и не получить зарплату за последний месяц. Нина сказала, что последит за Домом и никому не скажет. Светлана высморкалась, накрасила глаза, показала Нине, где чайник и разводная лапша. Не снимая формы, она уехала к сестре в Тушино, пообещав вернуться утром. Уже заперев за Светланой музей, Нина поняла, что не знает, как та доберётся на северо-запад города.
Девятиэкранник показывал затемнённые пространства. Нина листала изображения и рассматривала комнаты по отдельности. Светлана не спросила, умеет ли та пользоваться системой наблюдений, снимать музей с сигнализации или вызывать ОМОН. Нина умела. Она, как и всякий человек-будущего, могла быть кем угодно в музее и немузее: арт-директором, дизайнером, пиарщиком, экспозиционщиком, архитектором, рабочим, экскурсоводом, бухгалтером, директором и вот охранником. Нина съела похожую на парик моментальную лапшу со вкусом курицы. От еды подло захотелось спать, и Светланин продавленный диван завертел кручёными подлокотниками. Нина снова вскипятила чайник с известковыми снежинками на дне и растворила в воде кофе с сахаром. У Светланы в клетке ящика нашлись конфеты «Ласточка» и сигареты со спичками. Нина проглотила четыре ласточки и снова выпила кофе. Музей молчал. Исполнилось два с половиной часа ночи. Диван обнажал потёртую обивку. Нина выбросила невыпитые снежинки в раковину и набрала новую воду. Третий кофе принялся пощипывать сердце и мять виски. Нина сложила подбородок на кулаки и засмотрелась в девятиэкранник. В комнатах еле читались слабоосвещённые через окна интерьеры. Вдруг Нина заметила мужской силуэт в гостиной. Он по-хозяйски обогнул комнату и скрылся в чёрном углу. Нина теперь выучила, что можно, например, на один день превратиться в монстра с устроенными за пределами брюшной полости кишками, но в призраков она не верила. Силуэт, видимо, читая мысли, вышел из темноты.
– Скажи мне, почему это с нами происходит? – это вслух спросила Нина.
Он поднял голову и посмотрел в сторону камеры, Нине в глаза. Её локоть соскользнул со стола, и недопитый кофе улетел на пол. Когда Нина перевела взгляд обратно на экран, в гостиной оказалось пусто. Пролистала все комнаты три раза, цепляясь глазами за все видимые силуэты, – человека здесь больше не было. Не вытирая карей лужи, она оделась, взяла сигареты и вышла из музея, заперев все его четыре замка. Нина думала пройтись по бульварам, но побоялась растерять силы. Деревянная скамейка торчала под толстым дубом его приёмным потомком. Нина села курить, холод пинал её. Часы показывали три десять.
– Можно к вам? – от этого Нина дёрнулась к дубу.
На скамейку села девушка без шапки. За домами пропела скорая. Девушка стащила со спины рюкзак и посадила его рядом. Прядь с затылка зацепилась за лямку. Нина носила шапку с шестнадцатого сентября по одиннадцатое мая. Она не понимала людей без шапок.
– Если вы со сном сражаетесь, вот что у меня есть, – это девушка показала Нине мелкий прозрачный пакет с двумя круглыми, как выдранные глаза, таблетками. Фонарь, росший у дуба, подсветил юное лицо в кудрявых, как растворимая лапша, локонах. Девица назвала цену. Нина ответила, что у неё столько нет. Девушка без шапки попробовала торговаться. Нина решила вернуться к призраку и встала.
– Вот ещё что есть! Проверенное! – это девушка без шапки показала Нине энергетик в банке и назвала цену – в пять раз выше рыночной. Нина поделила на два, и девушка согласилась.
– Откуда вы? – это спросила Нина, вливая в себя напиток. Девушка назвала крупный город на границе Московской и другой области. Нина спросила её, как там.
– Да москвичи замучили, едут и едут, – лицо девушки без шапки задёргалось от смеха, но быстро замерло, – у меня сестра – волонтёр. Она фельдшер и ездит по квартирам. Я с ней была, и мы нашли человека без плеч.
– Он живой был?
– Нет.
– Вам самой тут не страшно? – это спросила Нина и вгляделась в окна музея.
– Меня мой парень каждое утро в пять забирает. На машине. Мы сняли жилье на Щербинке. Там такой частный дом, и все удобства внутри. Я успеваю до трындеца. Трясёт только потом, и сил нет. Сплю целый день, потом снова сюда.
Нина допила напиток и потёрла глаза.
– А вы идите потанцуйте! Тут рядом совсем, – и девушка без шапки назвала адрес.
Нина вдруг послушалась и двинулась по замазанным жёлтым светом переулкам. Мимо провизжал мотоцикл. По названному бесшапочной адресу из подвала новоарбатской высотки действительно ползла танцевальная музыка. Нина толкнула холодную чёрную дверь и сошла по жидко освещённой лесенке. Следую-щая дверь была бывшебелой. Вместо ручки на замковом уровне зияла круглая дыра, из которой под танцевальный бит струилась мигающая темнота.