– Извини, – сказала я, – но я очень устала, так что…
– Ничего, – ответила Кит, пропуская намек мимо ушей. – Я принесла с собой несколько журналов.
Я покачала головой:
– Тебе лучше уйти.
Она шагнула ближе ко мне:
– Я бы очень хотела остаться.
Но я только покачала головой. А потом отвернулась от нее. И, наконец, она сдалась и ушла.
Глава 8
На следующее утро я узнала кое-что новое о своей палате. Здесь была потрясающая акустика.
Это произошло после того, как закончился обыкновенный утренний ритуал: меня обтерли губкой, потом я почистила зубы, сплевывая в судно, затем приняла лекарства, мне поменяли катетер, далее последовал завтрак из овсяной каши и желе и занятия с Прайей. Она три раза заставила меня с невероятным трудом пересаживаться в кресло и обратно и дважды заставила попробовать пошевелить пальцами ног, что мне не удалось сделать.
Дверь палаты находилась рядом с сестринским постом. И в первый раз я обратила внимание на то, что слышу голоса сестер, обсуждающих лекарства и назначения врачей. Я даже могла слышать, как кто-то стучал по клавиатуре. И как кто-то сказал, что сбегает за кофе. Санитар попытался флиртовать с одной из медсестер, но она его быстро заткнула.
А потом я услышала голос Нины, который был немного громче, чем у остальных:
– Мне нужно поговорить с тобой об этом назначении.
Немного гнусавый мужской голос ответил:
– Хорошо, валяй.
– Ты назначил эту пациентку заниматься с Яном.
– Да.
– Я же писала в ее карте, что ей нужен кто-то другой.
– Я видел твои пометки.
– И просто проигнорировал их?
– Послушай, у Яна сейчас есть свободное время.
– Да. И на это есть свои причины.
– Ты хочешь сказать, что Ян недостаточно компетентен, чтобы работать с этой пациенткой?
– Я говорю, что он просто ей не подходит. И я уверена, что ты и сам это знаешь. Я не перестаю подозревать, что ты надеешься, что он наломает дров.
– Что ты имеешь в виду, Нина?
– Именно то, что говорю, Майлз.
Ух! Этот Майлз был просто козлом!
– Ты думаешь, что я хочу подставить Яна? Ты думаешь, что я принесу в жертву благополучие пациента, чтобы все увидели, как он сядет в калошу?
– Да.
– Знаешь, мне нет нужды этого делать. Этот парень – бомба с включенным часовым механизмом. Он и без моей помощи взорвется.
Но Нина стояла на своем:
– Только не с моей пациенткой. Она и так на грани срыва. Она только что обручилась. И все потеряла. Ей нужен кто-то добрый и понимающий. Эйприл или даже Роб.
– Я не собираюсь переделывать весь график из-за одной пациентки.
Нина повысила голос:
– Ей нужен кто-нибудь другой.
– Все другие уже заняты. А у него есть свободные окна.
– Значит, поменяй график.
Но Майлз, который, наверное, был в некотором роде ее боссом, явно не любил, когда ему перечили. Последовало молчание, и я буквально чувствовала, как он ощетинился:
– Это не твое дело, а мое. И если ты будешь доставлять мне неприятности, я буду доставлять неприятности тебе. График останется таким, как был.
Должно быть, после этих слов он ушел, потому что спустя несколько секунд сестры начали бурно обсуждать его. Я слышала слова «ревнует», «мания величия» и «маленький Наполеон». Меня это могло бы рассмешить, если б я была все еще способна смеяться. Если бы не было ясно, что пациентка, о которой она говорила – та, которая потеряла все, – была я.
И тут я услышала шотландский акцент:
– Я пытался поменять график, если тебя это утешит. Я говорил вчера с Майлзом.
– Ты плохо пытался.
– Он никогда не идет мне навстречу.
– Но ты прежде никогда ему не уступал.
– Но прежде он и не был боссом.
Нина сказала сдержанно:
– Тебе следует быть с ней помягче, Ян.
Ян так же сдержанно возразил:
– Мягкость не делает человека сильнее.
А спустя две секунды дверь моей палаты открылась.
– Пора начинать занятия, Мэгги Якобсен, – сказал Ян, избегая смотреть мне в глаза.
Он подкатил кресло к моей кровати.
– Я Маргарет, – сказала я. И когда он не ответил, повторила: – Меня зовут Маргарет.
– Вы не выглядите как Маргарет, – совершенно серьезно сказал он.
– Это не вам решать, не так ли?
– О’кей, Мэгги. Как скажете.
Он взял специальную доску, опустил мою кровать и ручку кресла, а потом положил доску между ними, как маленький мост.
Потом он повернулся и направился к двери.
Что? Куда он пошел? Он что, разозлился на меня из-за «Маргарет»? Он что, действительно был бомбой? Он что, собирался взорваться?
– Разве вы не поможете мне?
Он остановился, но не обернулся.
– Нет. Нажмите кнопку вызова сестры, когда будете готовы.
И я осталась одна. Только я, доска и кресло. Да, и еще трубка катетера, которая свисала сбоку и была прикреплена к бедру пластырем.
Если вы думаете, что передо мной стояла гигантская проблема, вы не ошиблись.
Я нащупала ручку, с помощью которой можно было менять положение моей кровати, и кое-как подняла спинку и села. Потом стала потихоньку перемещаться ближе к доске. Мои больничные трусы зацепились за перильца кровати, но я кое-как отцепила их. Замерев на краю кровати, собираясь переместиться на доску, туда, где подо мной не было ничего, кроме твердого больничного пола, я впервые после катастрофы испугалась. На самом деле, я вообще впервые что-то почувствовала. Я сидела, с трудом переводя дыхание и размышляя над тем, почему моим первым чувством не могла быть радость.
Я еще придвинулась к доске, опираясь на ладони. Мои мускулы атрофировались, это правда, но они все еще функционировали. Но тяжесть мертвых ног не давала сохранять равновесие. Я немного покачнулась и ухватилась за перильца. Кресло находилось на расстоянии примерно двенадцати дюймов, но для меня это было как сто метров. Я долго оценивала это расстояние, потом переместилась на дюйм, потеряла равновесие и наклонилась вперед. Потом сдвинулась еще немного. И еще. А потом заметила, что на одежде появились два мокрых пятнышка. И только в этот момент я осознала, что мне только казалось, что я стараюсь сконцентрироваться. На самом деле, я просто плакала. Возможно, уже давно.