Дом проклятых душ - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 23

Интересно знать, что сделает Жука? Бросится наутек? Или ответит?.. И что потом?

А никакого «потом» не случилось, ничего не произошло. «Тореадора» Маша не услышала.

Возможно, телефон разрядился? Или Жука отключил звук?

Неведомо.

Звонить в дверь он не стал. И тихо-тихо, осторожно-осторожно начал запирать дверь – еще тише и еще осторожней, чем отпирал.

Что, фокус не удался? Решил не орать: «Сюрприз!»?

Маша стояла, безотчетно прижимая к уху «Нокию», как вдруг гудки прекратились. Кто-то нажал кнопку ответа на «Самсунге»!

Ну кто-кто, Жука, конечно. Нажал на кнопку ответа, но молчит, только дышит тихо, словно таится от кого-то. Кстати, этот номер в памяти «Самсунга» обозначен как «Я в МТС‐2». Ни имени, ни фамилии. Поди знай, кто такая я! Может, поэтому Жука не отвечает?

Маша с трудом подавила нелепое желание самой проорать в трубку: «Сюрприз!»

А впрочем, непохоже, что ее телефон в руках у Жуки, что это он ответил на звонок. Жука занят тем, что осторожненько запирает дверь, придерживая ее, чтобы не хлопнула, не стукнула, он не может держать мобильник, ибо третьей руки у человека нет, это всем известно с детства. Если бы Жука все же как-то умудрился держать телефон, до Маши донеслось бы тихое щелканье замка, а она слышала только затаенное дыхание, словно человек боялся выдать свое присутствие.

Кому-то там, неведомо где, было страшно. Очень страшно…

Маше тоже стало страшно, и она нажала на сброс.

Тем временем до нее донеслись негромкие торопливые шаги. Жука запер дверь и теперь спускался по лестнице.

Маша кинулась к окну и проследила, спрятавшись за шторой, как Жука вышел из подъезда, повернул за угол… донесся писк сигнализации, потом хлопнула дверь, зафырчал мотор, удалился рокот двигателя…

Наша героиня с трудом перевела дыхание, и в это мгновение из-под кровати выполз – буквально по-пластунски! – Маська. Посмотрел снизу осуждающим и в то же время испуганным взором…

– Ничего не говори, – пробормотала Маша. – Я сама ничего не понимаю.

В это время раздался медлительный, четкий джазовый перепев «Хабанеры» – звонок «Нокии». Маша любила джазовые обработки классических мелодий! А вот если бы у нее был третий мобильник, интересно, что она поставила бы как рингтон? «Серенаду» Шуберта или «Адажио» Альбинони? Впрочем, «Адажио» звучит мрачновато. Лучше «Танец маленьких лебедей», он всегда вызывает улыбки на лицах тех, кто его слышит…

Маша стояла, размышляя о всякой такой ерунде и тупо глядя на надпись, появившуюся на дисплее «Нокии»: «Я в МТС‐1».

Ей звонили с ее собственного «Самсунга»!

Кто? Жука? Или тот, чье затаенное дыхание она слышала, когда позвонила сама себе?

Ответить? Промолчать?

Маша нажала на зеленую пульсирующую полоску:

– Алло?

Собственный голос, слабый, прерывистый, показался ей чужим. А прозвучавший в ответ – эхом ее собственного голоса, потому что он был таким же слабым и прерывистым:

– Помоги… Деревня… Меня зовут Иван…

Связь прервалась.

Маша с трудом перевела дыхание, оглянулась.

Маська, по-прежнему лежа плашмя на полу, смотрел на нее настороженными желтыми глазищами.

– Слушай, – нерешительно пробормотала его хозяйка, – ты извини, но я тебя ненадолго оставлю. Скоро вернусь, честно!

Взор Маськи принял обреченное выражение. Если бы кот мог говорить, он пробурчал бы сейчас: «Ври больше!»

Буквально через несколько минут Маша, одетая, с очередным рюкзачком за спиной (чего-то так спешила, что даже делать бутерброды не стала, сунула в рюкзак полбатончика «Московской», булочку, пару яблок и перочинный ножик), бросила в почтовый ящик соседки ключи от своей квартиры, завернутые в записку, в которой просила присмотреть за Маськой, – и зачастила вниз по ступеням.

Она знала, что Жука уехал, но все-таки сначала выглянула и хорошенько осмотрелась, прежде чем вышла из двора. По пути постоянно озиралась. Трамваи еще не ходили, однако промелькнуло такси, и Маша махнула ему.

Через пять минут она вышла из машины на углу Рождественской и Почтового съезда. На счастье, водитель так устал после ночного рейса и так хотел спать, что не мог слова сказать, не рискуя сломать челюсть зевотой, поэтому обошлось без досужей болтовни и неудобных вопросов.

Маша взбежала по крутому подъему и свернула в подворотню к известному дому. Полуразвалившиеся ступеньки вели к двери, из которой она вчера выскочила в полубессознательном от ужаса состоянии.

Маша глянула на нее мельком, чтобы опять страха не набраться, а потом повернулась к зарослям крапивы и полыни, сомкнувших ряды вокруг дома. И вздохнула обреченно, увидев маленький белый прямоугольник, провалившийся – хорошо постаралась мстительная Ирочка! – в самую гущу крапивных стеблей.

Снова вздохнула, обмотала руку курткой и бесстрашно опустила ее в крапиву.

Прямоугольничек удалось подцепить сразу, спасибо и на том! Да, это была визитка…

Маша повернула ее лицевой стороной и прочла: «Иван Горностай. ООО «Клад». Геологические изыскания». Ну и номер телефона.

Телефон, слово «Клад» и геологические изыскания – все это Машу не интересовало, но… но имя!

Иван Горностай!

Все-таки Иван Горностай.

Собственно, она даже не удивилась, только плечами пожала.

Итак, Ванечка тоже Иван Горностай, что и требовалось доказать.

Но что это доказывало, Маша представления не имела.

Что-нибудь стало понятнее? Да ничего! И тем не менее – вот дом, вот крыльцо, вот дверь…

Маша сунула визитку в карман куртки, перекрестилась – и поднялась по ступенькам к двери.

Осторожно толкнула ее… потом нажала сильнее…

Да, та же самая комната, облепленная листами бумаги, испещренной какими-то потертыми строчками. Та самая комната, в которую она вошла в Завитой-второй.

Точно, та же самая! Вот и красная перевернутая надпись на стене у самой двери – на единственном желтом старом листке: «ıqʚоvоɹ оɹǝ ѣʚɓ ɐн».

Маша тупо смотрела на эти слова, зачем-то изо всех сил стараясь их прочесть. За стараниями она прятала свой страх.

Только сейчас заметила, что бумага на стене рядом с этими словами оборвана аж до облупленной штукатурки.

Почему оборвана бумага? Просто так? Или чтобы скрыть часть надписи?

И внезапно Маша разгадала эти слова, только что казавшиеся непонятными!

«На двѣ его головы» – вот что там было написано.

На какие еще головы?! Чьи?! И почему именно на две? Что за тип с двумя головами?! И почему красным написано, как будто кровью? И эта буква ять в слове «две»… Это что, еще до 1918 года, до большевистской реформы русского правописания, отменившей ять, написано?!