— Погодите, это как? — стушевалась журналистка.
— Врачеватель все объяснит.
— А Андр… ой, Вирлен, он пришел в себя?
— Нет, его организм вступил в активную стадию борьбы с болезнью. Своей энергии больному явно не хватает. Ты же не хочешь, чтобы он умер?
— Ни в коем случае!
— Тогда пойдем быстрее. Надо еще за твоей подругой зайти.
— Да-да, конечно. — Журналистка представила, как может отреагировать на такое предложение Таркова. — Только говорить с ней я буду сама. Ладно?
— Не возражаю. — Старейшина и сам был рад предложению брюнетки.
Злавадская ворвалась в комнату Вероники, словно ураган:
— Чего сидишь? Вставай, там Андрей умирает.
— Как умирает?
— Обыкновенно. Растратил все свои жизненные силы на других, вот на себя и не осталось.
Таркова растерялась:
— Он же вождь, неужели целая свора его подданных ничего не может поделать? Зачем они тогда нужны?
— Ты задаешь слишком много вопросов. Спасти его можем только мы с тобой. Идем.
— Мы??? Я, кроме наложения шины на перелом и перевязки ран, ничего не умею.
— Этого не понадобится, — уже в дверях сказала журналистка. — Ты, главное, изо всех сил постарайся и вспомни, что ты — женщина. Хотя бы ненадолго. Большего не потребуется. Церзол, мы готовы.
Последнее указание подруги серьезно озадачило Веронику, но уточнять, что конкретно та имела в виду, девушка не стала. Она отвечала за туриста и не могла допустить, чтобы тот умер, если имелась хоть какая-то возможность его спасти.
— Больного нужно согреть телами с обеих сторон, — стал спешно объяснять лекарь. — Разденетесь, плотно прижметесь к нему. Нужно обеспечить максимальный контакт, иначе ничего не выйдет.
— А если он проснется? Что с ним прикажете делать в такой пикантной ситуации?
— Никакого секса, так ему и скажете. Да и вряд ли у него на это хватит сил.
Врачеватель разговаривал с Мадленой. Благодаря собственному упорству и терпению учительницы Таркова уже многое понимала из сказанного. По ходу разговора до нее стал доходить смысл их миссии.
— Подруга, нас тут что, будут использовать вместо грелок? — спросила она по-русски.
— Если это единственный способ сохранить жизнь Андрею, то какая разница, кем мы ему будем? Или ты хочешь, чтобы он умер?
— Нет, но я ни за что…
— Хватит капризничать, словно кисейная барышня. Я знаю твою нелюбовь ко всем мужикам. Если ты считаешь это достаточным основанием для его смерти, то, пожалуйста, можешь уходить. Уговаривать не буду!
— Девушки, дорога каждая минута, — напомнил врачеватель. — И еще. Очень важно положительное эмоциональное отношение к больному. Если процедура вызывает отвращение, ему станет только хуже.
— Так, мужики! Если вы нас торопите, то почему сами до сих пор здесь? Я никому бесплатный стриптиз устраивать не собираюсь. Быстро покинули помещение!
— Я лекарь, должен наблюдать больного, — попытался возразить мужчина.
— Я и сама с этим справлюсь, уважаемый, причем наблюдать буду с такого близкого расстояния, что вряд ли что-то упущу. — Журналистка буквально вытолкала всех за дверь. — А ты чего не ушла?
— Мне с ними не по пути.
— Врач сказал, что неприязнь может погубить больного. Со своей ненавистью к мужчинам ты только все испортишь.
— Ничего, я буду думать об отце.
Вероника подошла к кровати.
— Тогда раздевайся, чего стоишь?
— Только после вас, уважаемая грелка.
— От грелки слышу! А я женщина, которая сумеет подарить жизнь не только своим детям, но и сохранить ее другим людям, даря собственное животворящее тепло. Во как сказала! — похвалила себя журналистка.
— Да, пробило тебя на красноречие. Жаль, аудитория для таких речей подобралась неподходящая. На меня твои слова не действуют, а мужик, он хоть и в постели, но ничего сейчас не слышит. И вообще, хватит болтать. Чур, я грею его со спины.
— Думаешь, я стану возражать?
Первое, что увидел Фетров, проснувшись, было лицо Мадлены на его подушке. Очень близко, фактически нос к носу.
«Вот это фокус! — подумал парень. — Как и с кем в постель ложился, хоть убей, не помню, а просыпаюсь в объятиях…»
Рука журналистки покоилась на его плече. Женщина лежала с закрытыми глазами, но стоило пациенту пошевелиться, сразу их открыла.
— Живой?
— Вроде бы, — неуверенно ответил он.
— Под одеяло не заглядывать! И вообще, ты бы отвернулся, пока я не встану.
Он послушно выполнил просьбу и чуть не вскрикнул. С другой стороны лежала Вероника. Одеяло сползло с девушки, и больному открылся очень соблазнительный вид на спящую красавицу.
«Елки-метелки! Что происходит? Я в таком окружении и ничего не помню?!» Он попытался поправить одеяло.
— Фокусник, будешь распускать руки, я тебе их обе сломаю. И еще: если не хочешь остаться слепым, быстро отвернулся.
Красный, как вареный рак, Андрей живо выполнил и этот приказ. Его взгляд сразу прикипел к поднявшейся, но не успевшей облачиться в одежду журналистке.
— Да вы меня с ума сведете! Что здесь творится?
— Ты глазки-то закрой, охальник. И голос повышать не надо, — спокойно ответила Злавадская. — Это, во-первых. Во-вторых, волноваться тебе запрещено по медицинским показаниям. Кстати, в твоей постели мы оказались не потому, что обе вдруг воспылали к тебе неудержимой страстью, а по требованиям лекарей. А вот, похоже, и они пожаловали.
Мадлена бросила на пол блузку и юркнула под одеяло. Ей никак не давали спокойно одеться.
— Мы слышали шум. Что случилось? — задал вопрос старший врачеватель.
— Едрена-матрена к твоей бабушке! Мужики, вас в детстве никто не учил, что перед тем, как зайти в комнату к женщинам, неплохо бы и постучать?
— Мы подумали…
— Вирлен, скажи им, чтобы убрались, пока я не нашла, чего бы в них швырнуть потяжелее.
— Да, господа, выйдите, пожалуйста. Пусть дамы оденутся.
— С вами все в порядке, господин?
— Более чем. Будет еще лучше, когда вы покинете комнату.
— Только никаких нагрузок и волнений, повелитель, — предупредил лекарь. — Организму нужен покой.
— Какой у нормального мужика может быть покой, когда он находится в постели с двумя обнаженными красавицами?! Но пока вы тут стоите, они не могут встать и выйти.
Делегация быстро покинула комнату.
— А тебе прямо не терпится, чтобы мы ушли? — Злавадская не отказала себе в удовольствии поддеть зажмурившегося Фетрова.