— Если они сыты — они не опасны, — пояснил Виктор.
— А откуда вы знаете, что они сыты? — настороженно спросила шведка.
— Если бы они съели вас, то по-прежнему остались бы голодными, — сделал неуклюжий комплимент Лавров, но не нашел ни у кого поддерживающей улыбки.
— Смотрите, — протянул руку журналист, указывая через дорогу.
Там в высокой траве шевелились спины грифов. Маломуж подобрал тяжелую короткую палку и протянул ее Хорунжему. Они давно работали вместе и понимали друг друга без лишних слов.
— Готов? — спросил режиссер.
— Сейчас, погоди, тут «на солнце», диафрагму только вручную выставлю… — бурчал оператор. — Готов!
Игорь, как в городках, запустил в стаю падальщиков импровизированную биту. Птицы взлетели в разные стороны, словно салют. Перед объективом «соньки» предстала окровавленная туша растерзанной антилопы…
Глава 17
Николай святоша киевский — первый князь-монах
В те годы на Руси свирепствовали нищета и голод. Внуки и правнуки князя Ярослава Мудрого сражались за власть над землями. Половцы-кочевники с юго-востока нападали на Русь, чтобы расхищать ее богатства. Положение ухудшалось. Десятки князей, сотни авантюристов и тысячи крестьян были сорваны с родных мест и воевали друг против друга, вместе против половцев и вместе с половцами друг против друга за колыбель их веры: за Киев. Их называли по именам сыновей Ярослава — кого Игоревичами, кого Изяславичами, самые могучие были Всеволодовичи. Князь Святослав Давидович был из Святославичей и носил имя своего деда — того самого сына Ярослава Мудрого, который родился у Ингигерды за год до приезда в Новгород норвежского короля Олафа Толстого. Теперь все называли его Святым, и храмы во имя Олафа Святого стояли в Новгороде на Ярославовом дворище и в Ладоге.
Поначалу никто из детей, рожденных от Ингигерды и Ярослава, не возносился над остальными, и все были равны. Так поделил между ними русские земли Ярослав Мудрый. Но когда зависть и алчность пришли в этот мир и над добродетелью нависла угроза, редко находились люди, избранные быть защитой и опорой для слабых и немощных…
* * *
Святослава разбудили, окатив водой из деревянной бадьи. Он сел, отплевываясь и недоуменно оглядываясь вокруг. Кто это так бесцеремонно вывел его из дремоты на привале по пути из Смоленска в Новгород? Князь бросил взгляд на помятую траву, на которой он спал, на мокрые ветви дерева над ним, на воду реки Смядыни при впадении ее в Днепр, на красивую смуглую брюнетку, нарядно одетую в бордовый шерстяной сарафан и белую льняную рубашку.
— Приди в себя! — сказала она. — Дождь уже закончился.
— Вот черт! — выругался князь. — Сапфо, почему бы тебе не оставить меня в покое?!
— Помолчи, — девушка присела к нему и приложила к разбитому переносью князя лист подорожника. — Лучше попробуй целебные травы.
Двадцатишестилетний мужчина оттолкнул ее руку. Прикосновение ее пальцев к лицу было болезненным. У него были разбиты нос и губы, правый глаз его заплыл.
— Когда это кончится, Святоша? — спросила его Сапфо.
— Мне просто не повезло… — ответил расхристанный и болеющий с похмелья князь.
Он отвернулся от смуглянки на правый бок и подложил руку под раскалывающуюся от боли голову.
— Ах, вот как? А два месяца назад в Чернигове ты говорил то же самое, только про потерянный тобой Луцк! — напомнила ему брюнетка. — Твой отец приютил твоих дочерей, а тебя отправил с нами в Новгород не для того, чтобы ты тратился на беспробудное пьянство!
Она открыла суму половецкого кроя, что висела на левом боку пьяницы, и покопалась в ней.
— Ну что ж, твоя калита пуста…
— Не притрагивайся к моей калите, гречанка! — приподнялся на правом локте князь.
— Ничего ценного там нет, — строго сказала ему Сапфо.
— Ну, заложу что-нибудь… — предположил Святослав.
— Что?! — воскликнула девушка. — Что именно? У тебя остался только меч, и тот без ножен! Ты все проиграл стражникам в кости! Еще и драться с ними полез…
Она встала над ним и сплела руки на груди:
— Святоша, послушай! Моя семья плывет в Новгород. Давид Святославич послал тебя с нами, чтобы пригодился твой меч. Тебе нужна служба. Служба и добрые люди, которые поделятся с тобой своим хлебом. И мясом… — она нежно провела ладонью по его небритой левой щеке. — …Будь рядом со мной.
Он оттолкнул ее руку.
— Мне нужна Ана́нке!
Гречанка влепила ему пощечину той же ладонью по той же щеке.
— Она мертва, Святоша! — жестко сказала девушка. — Я не меньше тебя тоскую по своей сестре, но ее не вернуть.
Мужчина встал, оправил на себе одежду, снял с сучка меч и половецкий колчан со стрелами и луком.
— Пойду подстрелю что-нибудь к столу, утку или зайца…
— Я тебе их зажарю, — с готовностью ответила Сапфо.
Она была младшей дочерью византийского архитектора и давно влюблена в мужа своей старшей сестры Ананке. Новгородский князь Гарольд, сын Владимира Мономаха, решил возвести в своем городе новый храм — больше и красивее Софийского собора, построенного когда-то его прадедом Ярославом Мудрым. Вот почему византийский архитектор Исидор со своей семьей добирался на ладьях с купцами до Новгорода: строить Николо-Дворищенский собор.
Оставив младшую сестру своей покойной жены, князь поднялся по глинистому откосу на гребень, возвышавшийся над Днепром. На лазурном небосводе светило яркое солнце. Вид открывался изумительный. На самом деле здесь было не одно русло реки Смядыни, а два, если не три, соединенных между собой протоками с множеством островков, поросших кустарником и камышом. Их берега были покрыты пожухшей осенней травой с редкими купами дубов, чьи кроны уже были тронуты червонным золотом. Но взгляд охотника был прикован к поверхности заводи. Там плавала такая армада уток, что у него захватило дух.
Они плыли, где в одиночку, где огромными стаями; время от времени какой-нибудь косяк лениво отрывался от воды и летел над зеркальной гладью вдогонку за собственным отражением. Уток было так много, что Святослав не пытался хотя бы приблизительно определить их численность. Чем холоднее становилось в истоках Днепра и ниже по течению, тем больше уток скатывалось к его устью у Черного моря.
Святоша вспомнил другое место, тоже отличающееся обилием утки: устье реки Ло́вать при впадении ее в озеро Ильмень. Ему было пятнадцать лет, когда его отец ушел княжить из Новгорода в Смоленск, а семью вслед за ним новогородцы отправили на ладьях. Через Ильмень в Ловать, оттуда в Западную Двину, а из Двины в Днепр, в верховьях которого стоит Смоленск. Вот только далеко от устья Ловати им забраться не удалось. На караван напали разбойники, и Святоша попал в плен. Разбойники рассчитывали получить от князя Давида выкуп за его старшего сына…