Зная, что за ним следят сотни глаз, Макки окинул арену взглядом. Над мягким травяным покрытием, где он стоял, возвышались трибуны, заставленные бесчисленными рядами скамей. Все места были заняты. Тусклые утренние лучи, лившиеся сквозь прозрачную кровлю арены, освещали ряды людей, говачинов, паленки, соборипов… Увидел Макки и группку похожих на хорьков уривов, конечности которых извивались, как веревки, при каждом движении. Они тоже внимательно наблюдали за ним. Однако здесь должны быть по закону представлены все биологические виды Конфедерации сознающих. Те, кто не мог присутствовать лично, имели возможность следить за ходом суда посредством камер, установленных в основании кровли.
Макки повернул голову вправо, в сторону скамьи свидетелей, расположенной под рядами скамей зрителей. Он увидел там всех, кого он вызвал, даже тех, кто был вычеркнут из списка. Формальности были соблюдены. Согласно конфедеративному договору, в процедуру были внесены некоторые изменения, но в целом арена подчинялась почти исключительно установлениям говачинского законодательства. Для того чтобы подчеркнуть это, перед скамьей судей находился синий металлический ящик Бегущих, представители которых занимали почетные места.
Кто попробует острие ножа?
Протокол требовал, чтобы прокурор и адвокат приблизились к судьям и смиренно приняли условия судебной арены. В группе прокурора творилось, однако, какое-то смятение. Двое советников о чем-то оживленно перешептывались с Цейланг.
Судьи совещались, глядя на эту сцену, но терпеливо ждали. Судебное заседание не могло начаться, пока участники не высказали свое согласие с правилами суда.
Макки скользнул взглядом по лицам судей, особо обратив внимание на осанку Броя. Скупость этого досадийского говачина была якорем, воплощением говачинского Закона – внешне изменчивого и нерушимого по сути. Кандидатуру Броя подсказали досадийские советники, и это решение было одобрено Джедрик.
Немного расставив руки в стороны, Макки подошел к скамье судей, склонил голову, остановился и произнес:
– Я принимаю судей арены, как своих друзей. Условия арены – это мои условия, но обвинение нарушило священную традицию этого места. Позволит ли мне суд сразу убить прокурора?
Сзади раздалось возмущенное восклицание, топот ног, звук падения тела на арену. Цейланг не могла обратиться к суду до произнесения формулы смирения, и она это понимала. Теперь и она и другие знали, что Макки был готов убить ее, несмотря на угрозу уривской кровной мести.
Почти беззвучно Цейланг произнесла нужную формулу, а затем сказала:
– Я протестую против мошенничества легума защиты!
Макки заметил оживление среди говачинов. Мошенничество? Знала ли Цейланг, как любят говачины судебное мошенничество?
Члены судейской коллегии коротко упомняули о требовании соблюдения формальностей говачинского Закона, хотя Билдун едва ли понимал, что на самом деле кроется за этими формальностями. Пан-спекки подтвердил это впечатление, когда подался вперед и заговорил:
– Почему старший пристав следует впереди легумов?
Макки заметил мимолетную улыбку, скользнувшую по лицу Броя, обернулся и увидел трясущегося Дарака, который поспешил отделиться от группы, сопровождающей обвинителя.
Макки шагнул вперед:
– Не пошлет ли высокий суд Дарака на скамью свидетелей? Он находится здесь по формальному требованию стороны обвинения.
– Это старший служащий вашего суда, – возразила Цейланг. – Он охраняет дверь в…
– Обвинение заявляет формальный протест по делу, которое произошло в присутствии этого чиновника, – сказал Макки. – Как государственный служащий, Дарак находится вне интересов конфликтующих сторон. Он – единственный надежный свидетель.
Брой забеспокоился, посмотрел на Цейланг, и Макки понял, какими странными кажутся уривы досадийцам. Это, однако, не остановило Броя.
– Вы протестовали?
Это был прямой вопрос судьи. Цейланг была обязана ответить. Она взглянула на Билдуна, ожидая помощи, но он промолчал. Парандо тоже не стал ее выручать. Тогда она посмотрела на Дарака. Однако охваченный ужасом судейский чиновник стоял неподвижно, внимательно созерцая орудия пыток. Вероятно, он что-то знал относительно целей тех людей, которые их здесь выложили.
Цейланг попыталась объясниться:
– Когда легум защиты предложил незаконный способ…
– Вы протестовали?
– Но…
– Вопрос о законности того или иного действия решает только этот суд. Вы протестовали?
– Да.
Этот ответ из нее буквально выжали. Легкая дрожь пробежала по стройному телу женщины-урива.
Брой жестом велел Дараку занять место на скамье свидетелей, а потом повторил распоряжение голосом, потому что перепуганный Дарак не понял жеста. Осознав, что от него требуется, он бегом бросился к скамье свидетелей.
На арене воцарилась тишина. Тишина трибун всегда чревата взрывом. Зрители сидели в своих овальных креслах – представители всевозможных видов и фракций с их особыми надеждами и страхами. До сих пор они слышали только сплетни и слухи. Через люки перескока в Конфедерацию массами хлынули эмигранты с Досади. Корреспондентов средств массовой информации не пускали на Досади и на этот суд, руководствуясь говачинскими аргументами о том, что они якобы являются жертвами субъективных и необоснованных предубеждений, и им пришлось наблюдать ход процесса через камеры, установленные в кровле арены.
Макки оглядывал арену рассеянным взглядом, но старался не упустить ни одной детали. Здесь было намного больше судей, чем на скамье, и Цейланг, несомненно, хорошо это понимала. Говачинские Законы направлены на самих себя, они существуют только для того, чтобы меняться. Но эта наблюдающая толпа представляла собой совершенно иную субстанцию. Цейланг следовало заставить понять, что для арены она была жертвой. Мнение Конфедерации сознающих нависало над ней, как тяжелый молот, готовый опуститься на ее голову.
Настала очередь Парандо.
– Готовы ли легумы конфликтующих сторон изложить свои аргументы?
– Мы не можем начать до тех пор, пока нет решения по заявленному протесту, – сказал Макки.
Парандо понял. Он посмотрел на зрителей, потом поднял глаза к небу. Это был недвусмысленный сигнал: Парандо знал, кто здесь на самом деле судьи. Для того чтобы это подчеркнуть, он провел рукой от подбородка до груди. Этот жест рейдеров с Окраины означал: «Умрем, но не сдадимся». Особенности движения сказали Макки все – Парандо был говачином в человеческом теле. Они осмелились ввести в состав суда двух говачинов!
Досадийское чутье подсказало Макки, зачем они это сделали. Они готовились составить здесь контракт с калебанами. Своим поведением они говорили Макки, что раскроют секрет обмена телами, если он их к этому вынудит. Все увидят, что лазейка в контракте с калебаном не позволяла урожденным досадийцам покидать планету, но давала такую возможность чужакам в плоти досадийцев.