Распутницы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Наст cтр.№ 8

Дверь подъезда с грохотом распахнулась: Бонивур открыл её пинком.

— Ну, что делаешь? Что двери ломаешь? Ты хоть копейку дал на установку?! — загалдели соседки на лавке.

Полковник не удосужил их своим вниманием, зато разглядел Геннадия, прокричал ему:

— Генка, дай двести рублей!

Геннадий ухмыльнулся — только потворствовать оргиям Полковника ему недоставало!

— Нету денег! — прокричал в ответ.

Бонивур уже не смотрел на Геннадия, ворчал громко:

— Нету у него! Когда они у тебя были? Босота!

Тут его взгляд приобрёл осмысленность — заметил играющих у одной из кладовых дедов-пенсионеров. Деды всё тёплое время года резались за импровизированным столом в домино и карты, выставляя на кон по рублю.

Бонивур чуть набычился, чуть согнулся, растопырил руки и пошёл к дедам походкой бывалого рецидивиста — вид его не предвещал ничего хорошего.

Геннадий, на время забыв семейные передряги, посмеиваясь, следил за упорными попытками Полковника добыть денег на выпивку.

Бонивур встал перед дедами и о чём-то сурово заговорил, быстро шевеля пухлыми губами. Деды на Бонивура старались не смотреть и слушали, напряжённо затихнув. Бонивур несколько раз указывал рукой на любимый дом и снова шевелил губами, излагая свой взгляд на проблему.

Геннадий понял, что это могло длиться бесконечно долго, к тому же солнце начало давить зноем по-настоящему — он вернулся в прохладу комнаты, упал на диван перед телевизором. Правы были наши предки, когда имели привычку поспать после обеда часок-другой. Геннадий сейчас бы с удовольствием уснул, только вот обедать его никто не звал, а самому идти на кухню к затаившейся там жене не хотелось.

Хлопнула входная дверь — пришла жена с улицы. Когда успела выйти?!

— Слышал, что Полковник задумал? — снимая босоножки, прямо с порога спросила Геннадия так, словно они и не ссорились и не было надутых губ и попрёков.

— Нет. А что такое?

Она прошла на кухню, жадно испила кваса из стеклянного кувшина, вернулась в зал.

— Подошёл к дедам и сказал, чтобы дали ему двести рублей; иначе, говорит, возьмёт дома ножовку по металлу, в подъездах перепилит трубы газовые и взорвёт дом!

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! И что, дали ему денег? Он не успокоится, пока не выпьет положенного!

— Не знаю. Я как услышала это от бабок, что у подъезда сидят, у меня сердце сжалось! Гена, он — реальный дурак! Он сделает! У него справка из психушки — угробит всех, и ему никто ничего не скажет!

— А ты что предлагаешь, денег ему дать на пьянство? — Геннадий покачал головой. — Не будет ничего, успокойся. Что, Бонивура не знаешь? Трепло он…

«…Кузнец, огромный бородатый гигант, с лоснящимся от пота литым загорелым телом, глядя исподлобья, крепко держал за локоть молодую бабу с серпом в руках.

— Ты чего, Парфён? А ну, пусти!

Кругом были пустые поля. Вечерело. Парфён следил за Авдотьей и, когда она приотстала от молодух, бредущих с поля, вышел из-за кустов шиповника и рывком дёрнул её к себе. Не давая опомниться женщине, кузнец вырвал из её усталых рук серп, выкинул далеко вперёд, затем большой ладонью зажал ей рот и стал гнуть бабу к земле. В глазах молодухи вспыхнул ужас. Она исхитрилась впиться зубами в руку кузнеца.

Кузнец отдёрнул укушенную ладонь.

— Ты что, Парфён! Я же мужняя! Пусти! — взмолилась женщина.

Парфён хлёстко врезал ей по лицу и толкнул в пшеницу.

— А-а-а!!! — заголосила она, потом зашептала истерично: — Не трожь! Мужу скажу! Не трожь меня, Парфён!

— Убью мужа твово, если скажешь.

Кузнец задрал подол юбок Авдотьи, обнажив тугой живот и ноги, возбудился. Спустив свои порты, он полез на молодуху. Женщина онемела от потрясения — у кузнеца естество было неимоверное.

— Парфён, Христом Богом… Не сдюжу такого…

— Ни одной бабе не повредил — входит как по маслу. Ты попробуй его, сама ходить ко мне начнёшь.

— Накачаешь меня, ирод!

— Как бог даст.

Кузнец приступил к грубым ласкам. Авдотья уже не противилась…

— Шарман… Ля рюс мюжик. Ха-ха-ха.

Кузнец испуганно вздёрнулся.

Над ним и Авдотьей стояли три барыни. Одну он знал — баронесса Зинельс, двух других видел впервые. Но они были ослепительно красивы. Он страшно перепугался, вскочил на ноги. Его орудие туго качалось.

— О-ля-ля! — воскликнула одна из барынь. — Колосаль!

Другая, хитро улыбаясь, сказала, шепелявя, с польским акцентом:

— Матка бозка… Прелестно.

— Митридат, отпусти бабу. Она от тебя никуда не денется. Займись нами, — не стесняясь крестьянки, требовательно велела Зинельс.

Авдотья поползла в пшеницу. Барыни цинично засмеялись.

— Ложись, Натали, Митридат вынослив, как жеребец, — сказала графине Бесковой баронесса.

— Прямо так, на землю?

— В этом вся прелесть, моя дорогая.

Графиня, задрав юбки, послушно улеглась в помятую пшеницу. Кузнец вгляделся в прелести широко раздвинувшей ноги белокожей, пахнущей дурманящими духами женщины и застонал от желания.

— Постарайся, милый, — попросила графиня, когда кузнец принялся за дело. — Тебя действительно зовут Митридат? Царское имя.

Кузнец, поглядывая на стоящих тут же баронессу и её подругу, оскалился:

— Меня зовут Парфён. А Митридатом кличет её сиятельство баронесса. У них в конюшнях есть конь-производитель Митридат, и у меня орудие такое же, как у их Митридата. Да.

— Вот как? — Графиня нахмурилась, обдумывая услышанное. Работа кузнеца уже приносила ей сладостные ощущения, но она ещё не отдалась всецело наслаждению. Спросила чуть ревниво: — Значит, ты баронессу пользовал?

— Ещё как! — отозвался кузнец. — Их сиятельства крепки на это дело!

Три женщины громко, на всю округу, захохотали…»

Глаза уже начали болеть от яркого света, излучаемого монитором. Тело затекло. Андрей Андреевич взглянул на часы — девять утра. Не спал всю ночь. Чёртова работа. Но зато написано изрядно. А ещё предстояло ехать на дурацкий бандитский пикник, пить с ними водку, слушать блатную речь, смотреть на их шлюх. Мерзость. Глаза слипались от усталости и желания спать.

Он отправился на кухню, промыл глаза заваркой, потом сел пить крепкий кофе с сэндвичами — долларовый аванс наполнил жизнью его холодильник. Сэндвичи он сделал с сыром и ломтями ветчины. Ладно, перетерпит он этих бандюг, их скотство (а что скотство устроят, сомнений не возникало!), зато у него будут деньги на Машкину свадьбу, а потом он напишет опус о героических ворах-джентльменах и сможет оплатить учёбу внучек в институте. Не стоит хныкать и кривляться. Надо пересилить в себе старые табу, победить любой ценой. А оплачиваемая работа — это победа…