Последними в Зал впустили репортеров. Они заняли места перед толпящимися вдоль стен зрителями и приготовили фотограммные аппараты, блокноты и ручки.
Агата почувствовала волнение. Сейчас на их глазах случится историческое событие, когда кто-то из джентльменов разбудит летный камень… Не может не разбудить! В очереди не меньше сотни человек, а то и больше; наверняка среди такого количества найдется несколько, кому это удастся! И когда один из аэролитов засветится, это ознаменует начало совершенно новой эры Арамантиды!
Впервые за последние дни Агата ощущала, что поступила правильно, написав репортаж для «Искры». Начнись вчера в городе беспорядки, и она бы, безусловно, чувствовала себя виноватой. Но сейчас конфликт мог решиться весьма цивилизованно. Властям придется признать, что джентльмены тоже могут быть авионерами, и – да, некоторое время общество будет лихорадить, но в конце концов это пойдет лишь на пользу. И не только потому, что летные войска усилятся новыми авионерами, но еще и потому, что джентльменам предоставят равные с дамами права, они смогут учиться в университетах и получать достойную работу. Возможно, власти даже отменят мэннинги и желлинги и введут единую валюту…
Агата одернула себя. Сейчас не время мечтать! Для начала надо дождаться, когда будет разбужен первый аэролит. Что до реформ – с ними в любом случае придется повременить, ведь сначала предстоит выиграть войну с Третьим континентом.
Третий континент… Агата покосилась на стоявших рядом Кирби, Сегрина и Милорда. Их эта Церемония совсем не порадовала. Вчера вечером агенты выглядели заметно разочарованными и расстроенными тем, что митинг на площади Первого Полета так и не перешел в массовые беспорядки. Им совершенно не нужны были мужчины-авионеры, им был нужен бунт, который погрузил бы Сирион в хаос и оставил Империю без сильной и сплоченной столицы в разгар войны.
Внезапно стоявший рядом Милорд завозился и подался назад, словно хотел спрятаться.
– Ты чего? – удивленно покосился на него Кирби.
– Не хочу, чтобы меня ненароком заметили, – пояснил он, кивнув на появившуюся в зале делегацию Министерства полетов.
– Там твоя бывшая?
– Угу, – промычал Милорд. – А также одна из несостоявшихся.
– Это которая? – заинтересовался Сегрин.
Милорд указал на возглавлявшую процессию красивую, элегантную черноволосую даму в парадной форме авионеры.
– Мадам эр Мада, директриса летной школы.
Сегрин тихо присвистнул; Агата уже знала, что так мужчины Третьего континента выражали свой интерес к даме, которую сочли привлекательной.
– А ты уверен, что пытался к ней подкатить ради дела, а не ради собственного удовольствия? – раздался позади знакомый голос.
Обернувшись, Агата с трудом узнала шефа. Она выглядела совершенно не похожей на себя и одновременно казалась смутно знакомой. Возможно, потому, что неподведенные глаза, распущенные волосы и практичное, неприметное зимнее пальто делали ее похожей на самую обычную даму Арамантиды, за которую не зацепится взгляд в толпе.
Милорд слегка покраснел, но не успел ответить, потому что мадам эр Мада вышла в центр Зала и, встав между покрытыми черным бархатом столами, громко сказала:
– Приветствую вас на Церемонии камней!
Агата почувствовала, как по телу пробежала дрожь восторга и предвкушения.
– Правила следующие: кандидаты проходят вдоль столов по одному, – продолжила мадам эр Мада. – Пока один не закончил обход, другой не начинает! Если вы прошли весь периметр и ни один камень не загорелся, вы можете остаться там, – указала директриса на пустующую четвертую стену Зала, – и понаблюдать дальше за церемонией. Или выйти. Предупреждая возможные претензии – точно такие же правила у нас для дам; если они не разбудили аэролит с первой попытки, вторую мы не даем, потому что она бессмысленна. Ты или будишь аэролит сразу, или можешь пробовать хоть тысячу раз, он все равно не проснется. Соблюдайте очередность, тишину и порядок. Зрители, это вас тоже касается! Вопросы?
– А что будет с джентльменами, которые разбудят летные камни? – выкрикнул кто-то.
– Начнут обучение в летной школе, разумеется, – невозмутимо ответила мадам эр Мада. – Новые авионеры нам не помешают, особенно во время войны. Итак, начинаем Церемонию камней.
Агата глубоко вдохнула. Момент истины настал!
* * *
Тристан собирался приземляться на «дорогу», которая серпантином обвивала пирамиду Седьмого Неба! Ника до сих пор не могла в это поверить, хотя сейчас намерения авионера уже не вызывали никаких сомнений.
«А что, если эта так называемая дорога окажется слишком узкой для авиона? – так и крутилось у девушки на языке. – А что, если нам не удастся затормозить? Никто не приземляется по спирали, все садятся по прямой! А что, если…»
Страхам и опасениям не было числа, а над всем этим парила одна мысль: наверняка приземлиться на серпантине невозможно, иначе кто-нибудь из отчаянных авионер-героинь прошлого, та же Кейва рей Линн, уже наверняка бы это сделали!
Когда впереди показалось начало «дороги», Ника снова взглянула на Тристана. Собранный, предельно сосредоточенный. И как всегда, уверенный в себе и своих силах. По крайней мере – внешне. Если бы не тревожное сияние его аэролита, то Ника наверняка черпала бы в невозмутимости авионера собственное спокойствие.
А сейчас, кажется, Тристану и самому не помешала бы помощь.
Ника легко дотронулась до локтя авионера, и, когда его яркие, словно обведенные угольком глаза остановились на ней, едва слышно, больше губами, чем голосом, сказала:
– Ты – крылья.
Тристан улыбнулся – одними глазами.
– Я – ветер, – откликнулся он.
– Ты – небо, – продолжила Ника.
– Я – авионер, – закончил Тристан – и в следующий миг колеса шасси ударили о землю.
Авион бешено затрясло, и он на огромной скорости помчался вниз.
Сзади кто-то сдавленно охнул. Ника невольно вцепилась в подлокотники кресла и вжалась в спинку. Справа, совсем рядом, неслась каменная стена, по которой едва не чиркало краем правое крыло «Грозы». Слева зиял обрыв в никуда.
На обычном авионе, вероятно, было бы проще: с меньшим размахом крыльев легче уместиться на «дороге». А сейчас левые колеса шасси ехали по самому краю, потому что стоило забрать чуть правее – и прощай крыло, его тут же сомнет о камни. Но стоит чуть вильнуть влево – и прощай авион, он сорвется вниз.
Как Тристану удавалось вести «Грозу» с такой ювелирной точностью, да еще и вписываться в крутые повороты серпантина, Ника просто не представляла. Сердце комом стояло в горле, и девушку пронзил новый страх: а что там, в конце «дороги»?
Аэролит Тристана не просто сиял – он горел. А сам авионер заметно побледнел, отчего отросшая щетина на лице стала казаться особенно черной.