Их там было четверо, последняя четверка: Уайт Кортни, Тим Хоуп-Браун, Ганс и Найл Эразмы. Они лежали почти вплотную. Уайт лежал на спине, раскинув в стороны руки; птицы расклевали его лицо до самой кости, но борода осталась, от ветра она легко шевелилась на груди. И мухи – зеленые, с металлическим отливом мухи роились в распахнутой полости вскрытого живота.
Шон сел рядом с отцом. Подобрал лежащую рядом фетровую шляпу и накрыл ею изуродованное лицо. На шляпе все еще оставалась желто-зеленая шелковая кокарда, странно веселенькая среди множества трупов. Назойливо и зловеще жужжали мухи, многие садились на лицо и на губы Шона, и он отбивался от них как мог.
– Ты знаешь этого человека? – спросил подошедший Мбежане.
– Это мой отец, – ответил Шон, не поднимая головы.
– Значит, и ты тоже. – В голосе Мбежане звучало сочувствие и понимание. Он повернулся и оставил отца с сыном наедине.
«У меня ничего не осталось», – сказал однажды Мбежане. Теперь и у Шона ничего не осталось. В груди было пусто: ни злости, ни печали, ни боли… даже реальность воспринималась с трудом. Глядя на этот изуродованный труп, Шон никак не мог заставить себя поверить, что это был живой человек. Одно только мясо, а человек куда-то ушел.
Чуть позже вернулся Мбежане. Он отрезал от фургона, чудом уцелевшего в огне, большой кусок брезента, и они вдвоем завернули в него Уайта. Выкопали могилу – каменистая, глинистая почва поддавалась тяжело. Тело Уайта опустили в могилу с раскинутыми в стороны под холстом руками – rigor mortis
[20], – Шон не смог заставить себя ломать ему кости, чтобы уложить руки как следует. Осторожно засыпав яму землей, положили сверху кучку обломков скалы. Постояли у изголовья могилы.
– Ну, папа… – Голос Шона прозвучал неестественно. Он никак не мог поверить в то, что разговаривает с отцом. – Ну, папа… – снова начал он, неловко выговаривая слова. – Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал…
Он замолчал, прокашлялся.
– Думаю, ты не сомневаешься, что я присмотрю за мамой и за фермой… все свои силы… и за Гарриком тоже.
Он снова умолк и посмотрел на Мбежане:
– Говорить больше нечего. – Голос его звучал удивленно, почти с болью.
– Да, – согласился его спутник. – Все уже сказано.
Шон постоял еще несколько минут, отчаянно пытаясь преодолеть чувство чудовищности и громадности смерти, абсолютной бесповоротности ее. Потом повернулся и двинулся в путь, в сторону Тугелы. Мбежане шагал почти рядом, приотстав только на шаг.
«Когда дойдем до реки, будет уже темно», – подумал Шон. Он очень устал и хромал, наступая на натертую, покрытую волдырями пятку.
29
– Не намного дальше, – сказал Деннис Петерсен.
– Ну да, – проворчал Шон.
Его раздражало, когда кто-то начинает утверждать и без того очевидное; выходишь из Махобос-Клуф, и Бабуинов ручей у тебя слева, рядом с дорогой, и оттуда до Ледибурга пять миль. Как и сказал Деннис: дальше, но не намного.
Деннис закашлялся от пыли.
– Первая кружка пива у меня в горле закипит, – сказал он.
– Думаю, надо ехать вперед. – Шон вытер лицо, размазав по нему пыль. – Осталось совсем немного, Мбежане и остальные и без нас справятся.
– Я и сам как раз хотел это предложить. – Деннис облегченно вздохнул.
Почти тысяча голов скота заполонила дорогу впереди, подняв такую пылищу, что нечем стало дышать. Они уже двое суток находились в пути от Роркс-Дрифт, где их отряд распустили и отправили по домам.
– Нынче ночью подержим их в загоне для продажи, а с утра погоним дальше. Сейчас скажу Мбежане, что делать.
Шон ударил каблуками лошадь по бокам и развернул ее туда, где в конце стада бежал высокий зулус. После нескольких минут разговора Шон помахал Деннису рукой. Они объехали стадо каждый со своей стороны и встретились уже впереди.
– Слегка отощали, – оглядываясь, проворчал Деннис.
– А чего же ты хочешь, – отозвался Шон. – Два дня гнали без остановки.
Тысяча голов скота – доля на пятерых от всего стада Кечвайо: на Денниса с отцом, на Уайта, Шона и Гаррика. Погибшие тоже получили свою долю.
– Как думаешь, мы далеко впереди остальных? – спросил Деннис.
– Не знаю, – ответил Шон.
Какая разница, да и чего тут гадать: дурацкие вопросы так же раздражали его, как и очевидные утверждения. Шону вдруг пришло в голову, что еще несколько месяцев назад подобный вопрос послужил бы началом долгого обсуждения и даже спора, который мог продлиться не менее получаса. И что это значило? А это значило, что он сильно изменился. Найдя ответ на собственный вопрос, Шон язвительно усмехнулся.
– Ты чего это? – спросил Деннис.
– Да вот подумал, как сильно я изменился за последние несколько месяцев.
– Ja, – сказал Деннис.
И снова наступила тишина, только копыта вразнобой стучали о землю.
– Как-то странно будет без папы, – задумчиво продолжал Деннис. Мистер Петерсен тоже погиб при Изандлване. – Странно, что на ферме остались только мама и девчонки… ну и я тоже.
Снова какое-то время оба молчали. Думали о быстро пролетевшем времени, о событиях, которые изменили всю их жизнь.
Обоим еще нет и двадцати от роду, но оба уже во главе семейств, владельцы земли и скота, оба знают, что такое горе, что такое убить человека. Шон теперь выглядел старше, на лице появились новые морщины, и окладистая борода висит лопатой. Они оба отправились в рейд с отрядом, который в отместку за Изандлвану грабил и жег все на своем пути. В битве при Улунди, сидя под горячим солнцем на своих лошадях позади боевых порядков пехоты Челмсфорда, они спокойно ждали, пока Кечвайо соберет своих воинов в кулак и пошлет их на готовое к бою в открытом поле хрупкое каре солдат. Они ждали, слушая грохот выстрелов регулярной армии, эти размеренные залпы, и смотрели, как огромный черный зулусский бык разбивается о неприступное каре. И вот ряды пехоты расступились, и они помчались вперед, две тысячи крепких всадников, чтобы навсегда уничтожить могущество империи зулусов. Они гнали и убивали бегущего врага, пока их не остановила ночь, пока они не потеряли счет убитым.
– Вон уже и колокольня виднеется, – сказал Деннис.
Шон не сразу вернулся от воспоминаний к реальности. Они подъезжали к Ледибургу.
– А твоя мачеха где сейчас, в Теунис-Краале? – спросил Деннис.
– Нет, переехала в город, у нее там дом на Проти-стрит.
– Наверно, как Гаррик женился на Анне, не захотела мешать.
Шон сразу нахмурился.
– Как это Гаррику удалось захомутать Анну… – Деннис усмехнулся и покачал головой. – Двадцать против одного, у него не было ни шанса.