Шон заглянул к Ронни Паю и снова испытал удивление, когда Ронни радостно согласился предоставить ему еще один заем в тысячу фунтов. Ронни подписал чек с удовлетворением паука, который вплетает последнюю нить в свою паутину, и Шон немедленно отправился в Питермарицбург, чтобы нанести визит ювелиру. Домой он вернулся на пять сотен фунтов беднее, чем прежде, зато в нагрудном кармане у него лежала квадратная коробочка с набором бриллиантовых украшений в платиновой оправе. На вокзале его встречал Дирк. Шон окинул его взглядом и велел немедленно отправляться к городскому парикмахеру.
Вечером, накануне прибытия Руфи, Шон и Мбежане внезапно набросились на ничего не подозревавшего Дирка и, как он ни отбивался, потащили его в ванную комнату. Шон, мягко говоря, сильно удивился, обнаружив в ушах сыночка огромное количество инородных тел, которые подлежали немедленному удалению. И неожиданно хваленый загар Дирка под благотворным воздействием мыла легко исчез.
На следующее утро вагон, в котором ехала Руфь, со скрипом остановился прямо напротив здания вокзала. Выглянув в окошко, она увидела вокруг огражденной канатом площадки толпу незнакомых людей, среди которых стояли и юные, одетые по-праздничному дамы, и джентльмены из старших классов ледибургской средней школы. Здесь отсутствовали лишь представители одного-единственного семейства города и окрестностей.
Руфь вышла на площадку вагона и неуверенно остановилась, прислушиваясь к гулу голосов, в которых слышались отдельные весьма одобрительные ремарки и комментарии. Свой неброский траурный наряд Руфь оживила широкой розовой лентой вокруг тульи шляпы, розовыми же перчатками и тонкой полупрозрачной вуалью розового цвета, которая легким облачком окутывала ее лицо, придавая ей несколько таинственный облик. Выглядело это очень эффектно.
Убежденная в том, что здесь какое-то недоразумение, Руфь хотела было вернуться обратно в свое купе, как вдруг заметила, что к площадке ее вагона через огражденный канатом проход направляется группа людей, подозрительно похожая на некую депутацию. Возглавлял ее сам Шон, имеющий мрачный, даже, можно сказать, грозный вид, которым старался скрыть свое глубокое смущение. Она почувствовала безотчетное желание расхохотаться, но ей удалось-таки овладеть собой, и дальше улыбки дело не пошло. Шон поднялся на площадку вагона и взял ее за руку.
– Руфь, – торопливо зашептал он, – прости, мне ужасно неловко. Я ничего такого не планировал, но, понимаешь, не уследил, все само собой пошло по другому сценарию.
Оглянувшись, он увидел Денниса Петерсена, который с торжественным видом поднимался на площадку, и пробормотал несколько слов, представив ему Руфь. Деннис повернулся лицом к толпе и простер к ней обе руки, словно Моисей, спустившийся к своему народу с горы Синай.
– Леди и джентльмены! Граждане Ледибурга! Друзья! – начал он.
Он проговорил эти слова с таким видом, что Шон сразу понял: «коротенький спич» Денниса займет не менее получаса. Он искоса посмотрел на Руфь и увидел, что она улыбается. Это явилось для него приятной неожиданностью: он догадался, что все происходящее забавляет ее, и облегченно вздохнул.
– Мне доставляет огромное удовольствие, – продолжал между тем Деннис, – приветствовать в нашем прекрасном городе эту удивительную женщину, друга нашего выдающегося…
Пальчики Руфи незаметно пробрались в широкую ладонь Шона, и Шон снова вздохнул с облегчением. Увидев в толпе очень заметные широкие поля шляпы на голове Ады, он поймал ее взгляд и улыбнулся. Та ответила ему одобрительным кивком в сторону Руфи.
С помощью одного весьма любопытного приема ораторского искусства Деннис пустился рассуждать о новой водофильтровальной установке и той пользе, которую она принесет обществу.
– Но, друзья мои, это лишь первый из целого ряда проектов, которые планирует осуществить наш совет.
Тут он сделал многозначительную паузу, и Шон сразу ею воспользовался.
– Верно! – громко вставил он и захлопал в ладоши.
Толпа с энтузиазмом подхватила аплодисменты, и Шон встал рядом с Деннисом у перил, ограждающих площадку.
– От имени миссис Фридман и от себя лично я благодарю вас за теплые чувства и за ваше гостеприимство.
И, оставив на площадке Денниса, делающего беспомощные жесты и беззвучно открывающего и закрывающего рот, Шон похитил Руфь и в быстром темпе провел ритуал знакомств и рукопожатий, после чего подхватил Аду с Дирком и всех вместе усадил в карету.
Пока Шон и Мбежане возились с багажом, Руфь и Ада сидели, укладывая юбки и поправляя шляпы, и только потом глаза их снова встретились.
– Шон, конечно, предупреждал меня, – сказала Ада, – но я, честно говоря, не ожидала, что вы окажетесь такой красавицей.
Вспыхнув от удовольствия и испытав чувство облегчения, Руфь порывисто коснулась руки Ады:
– А я с нетерпением ждала знакомства с вами, миссис Кортни.
– Если пообещаете называть меня Адой, я буду звать вас Руфью.
В карету вскарабкался возбужденный и вспотевший Шон.
– Черт возьми, – сказал он, – давайте поскорей выбираться отсюда.
Та неделя запомнилась всем надолго. По сравнению с ней бледнели и казались ничтожными привычные рождественские праздники.
Матери семейств яростно состязались друг с другом в приготовлении всяких вкусностей, производя горы разнообразной еды в соответствии с рецептами из своих бережно хранимых кулинарных книг. Свободное от кухонных забот время они посвящали прежним распрям, затевали новые и беспокоились за своих дочерей.
Молодые люди состязались между собой на конных манежах и площадках для игры в поло, как, впрочем, и на танцполе. Дирк Кортни занял призовое место в соревнованиях по тентпеггингу
[98]. А потом, будучи капитаном школьной команды регби, сражался в товарищеском матче против команды Питермарицбургского колледжа, в котором бесславно проиграл со счетом 30:0.
Юные дамы соперничали друг с другом с неменьшим неистовством, которое маскировали хихиканьем, смешками и краской на щеках. Их успехи в течение той недели измерялись заключенными помолвками и вспышками скандалов.
Старшие снисходительно улыбались, но потом и они, подкрепившись разлитыми по бутылкам напитками, отбросили чувство собственного достоинства и, тяжело дыша, сами пустились скакать и дурачиться на танцевальных площадках. Случилось и три кулачных дуэли, но они вспыхнули между старыми врагами, и, откровенно говоря, смотреть там было не на что.
Лишь одно семейство держалось в стороне от этих празднеств. И многие из юных дам страдали, не встречая на них Майкла Кортни.
Во время одной из нечастых передышек той недели Шон ухитрился оторвать Руфь от Ады и привезти ее в свое имение Лайон-Коп. Она молча переходила из одной пустой комнаты в другую и, задумчиво щуря глаза, оценивающим взглядом осматривала их, а Шон с тревогой топтался позади нее, уверенный в том, что ее молчание значит только одно: ей здесь не нравится. На самом же деле Руфь пребывала в восторге: пустой дом, полая оболочка, где не видно ни малейшего намека на присутствие женщины; этот дом ждал только ее, только она может вдохнуть в него жизнь. Руфь уже представляла себе, какие занавески она повесит на окна, на голых половицах видела персидские ковры, которые пылятся в кладовке у дяди Исаака в Претории, он обязательно пришлет их сюда – как замечательно они будут смотреться на этих отполированных до блеска полах из желтого дерева. Кухню, конечно, надо будет полностью перестроить и прежде всего поставить здесь новую двойную агаровую печь. Спальня…