– Это точно, попались, – согласился Эйксон.
Чтобы слышать друг друга сквозь грохот орудий, приходилось кричать; лошади под ними дрожали и приплясывали.
Галопом подскакал курьер, отдал честь и вручил Петерсону донесение.
– Что там? – спросил Эйксон, не опуская бинокля.
– Николс и Симпсон заняли позиции для атаки. Они рвутся в бой, сэр.
Петерсон посмотрел на холмы, окутанные пылью и огнем, сопровождающими бойню.
– Им повезет, если найдут там хоть одного, кто способен драться, – добавил он.
– Найдут, – заверил его Эйксон.
Ярость артиллерийского огня не могла ввести его в заблуждение. Под Спион-Коп они остались живы в гораздо худших условиях.
– Вы что, хотите дать им уйти, сэр? – осторожно спросил Петерсон.
Эйксон еще минуту смотрел на холмы, потом опустил бинокль и достал из нагрудного кармана часы. Четыре часа. До наступления темноты оставалось еще три.
– Пора! – сказал он. – Пишите приказ к атаке.
Петерсон быстро нацарапал приказ и отдал на подпись Эйксону.
– Hier Kom Hulle!
[88] – донесся до Леру крик в нескончаемом грохоте рвущихся снарядов; этот крик подхватили, и он пошел по всей линии обороны.
– Вот и они!
– Pasop!
[89] Они атакуют!
Он встал, и на мгновение к горлу подкатила тошнота – слишком наглотался ядовитых газов от разрывов. С трудом подавив дурноту, Ян Пауль посмотрел на реку. На секунду пелена пыли рассеялась, и он увидел продвигающиеся к холмам порядки крохотных солдат в хаки. Да, они пошли в атаку.
Он побежал к реке, где оборонялись свои:
– Подпускайте как можно ближе, бейте наверняка! Пока не дойдут до меток, не стрелять!
С этой части холма все поле боя раскрывалось перед ним как на ладони.
– Ja, так я и думал, – пробормотал он. – Заходят с двух сторон, хотят разделить нас.
На участок, прилегающий к реке, наступали все те же шеренги маленьких фигурок. Шеренги выгибались, выравнивались, снова выгибались, но медленно и верно подвигались все ближе. Передняя шеренга уже подошла к его меткам, поставленным на расстоянии в тысячу ярдов; еще пять минут – и они будут в пределах досягаемости прицельного выстрела.
– Видны хорошо, – бормотал Леру, пробегая глазами по рядам меток.
Пока большинство его людей сооружали укрепления вокруг холмов и вдоль реки, другие мерили шагами расстояние и ставили перед линией обороны метки, обозначающие прицельную дальность. Через каждые двести пятьдесят ярдов они строили небольшие пирамидки из камней и мазали их беловато-серой грязью с реки. Этой военной хитрости британцы, похоже, так и не поняли, и, пока они приближались, прицелы на винтовках буров были установлены с точностью до ярда.
– За реку можно не волноваться, – решил Ян Пауль. – Там они не прорвутся.
Он даже позволил себе усмехнуться:
– Учишь их, учишь, все без толку. Каждый раз тупо лезут в самое пекло.
Он переключил внимание на левый фланг. Отсюда им грозила опасность, следовательно, здесь он должен лично руководить обороной. Леру побежал обратно, на свою прежнюю позицию, а вокруг и над его головой все так же с неослабевающей силой продолжали рваться снаряды и шрапнель.
Он упал между двумя бойцами, прополз немного вперед и, отстегнув перекинутый через плечо патронташ, положил его рядом на камень.
– Удачи, дядюшка Пауль! – крикнул один боец.
– И тебе, Хендрик, – отозвался он и установил прицел своей винтовки на тысячу ярдов.
– Уже близко, – пробормотал лежащий рядом.
– Очень близко. Удачи. Старайся не мазать.
Вдруг канонада прекратились, и наступила тишина. Такая тишина, что сердце защемило и стало еще страшнее, чем во время взрывов и рокота пушек. Ветром снесло в сторону пыль и дым, и сквозь их клочки выглянуло солнце, ярко осветив холмы и золотисто-бурую равнину, сверкая тысячами искр в бегущих водах Вааля. Фигурки солдат в хаки стали видны с такой отчетливостью, что рядом с каждой на земле просматривалась темная тень. Они подошли к самой линии меток.
Леру взял винтовку. Он уже давно наблюдал за фигурой, шагающей несколько впереди своей шеренги. Фигура дважды замедляла шаг, словно что-то крича, отдавая приказы шагающим за ней солдатам.
– Ты будешь первый, дружок, – тихонько проговорил Ян Пауль и взял офицера на мушку, тщательно выверяя ее в прорези прицела. Мягко нажал на курок, и отдача толкнула в плечо.
Прозвучал характерный для маузера трескучий выстрел, неприятно ударив в барабанные перепонки, и офицер повалился в траву.
– Ja! – сказал Леру и передернул затвор винтовки.
Буры открыли огонь, но не залпами и не непрерывным бешеным беглым огнем, как это происходило под Коленсо, а стрельбой размеренной, неторопливой, которая демонстрировала, что каждый выстрел тщательно выверен: буры начали свою охоту.
– Ну что, получил свое? – бормотал Леру, передергивая затвор; пустая гильза отлетела и звонко ударилась о скалу. – Вот вам еще, получите.
Снова выстрел, и еще один человек мертв.
В двух местах на высотке заработали пулеметы, ожесточенно поливая противника огнем.
Еще не добравшись до второго ряда меток, первая шеренга пехоты перестала существовать. Их трупы валялись в траве – прицельный огонь буров уничтожил ее полностью. За первой шла вторая шеренга, приближаясь размеренно и ровно.
– Вот гады, вы только посмотрите на них, все идут! – крикнул боец, лежащий подальше.
Несмотря на то что они уже видели такое не один десяток раз, эти оборванные фермеры боялись бесстрастно продвигающихся вперед солдат британской пехоты.
– Эти люди бьются не на жизнь, а на смерть, – пробормотал боец, лежащий рядом с Леру.
– Так давай им поможем, пусть умирают! – крикнул Ян Пауль.
А внизу, на равнине, шеренги солдат все так же медленно и непоколебимо дошли до третьего ряда меток.
– Стреляйте, парни. Целься хорошенько! – проревел Леру; теперь он уже различал сверкающие штыки.
Он вдавил в магазин новую обойму и тыльной стороной ладони смахнул со лба капли пота. Прицелившись, он следующими шестью выстрелами положил еще четверых. И тут заметил: кое-что изменилось. В одном месте шеренга выгнулась дугой, солдаты прибавили шагу, тогда как на флангах она дрогнула и распалась на части: солдаты останавливались, некоторые стали пятиться или искать любое, даже самое ненадежное укрытие.
– Они выдохлись! – возбужденно заорал Леру. – Они сейчас побегут!