Мертвые души. Том 7 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гоголь cтр.№ 21

«Не выдержал Константин Федорович», сказал он: «не весело такому хозяину, каков он, глядеть на этакое беспутное управленье. Поверьте, Павел Иванович, что даже хлеба не сеял в этом году. Как честный человек. Семян не было, не говоря уж о том, что нечем пахать. Противно смотреть на меня, на мои [6] Ваш братец, Платон Михайлович, говорят, отличный хозин. О Константине Федоровиче что уж говорить, Наполеон своего рода. Часто, право, думаю: ну, зачем столько ума дается в одну голову? Ну, что бы хоть каплю его в мою глупую! Тут, смотрите, господа, осторожнее через мост, чтоб не булдыхнуть в лужу. Доски весною приказывал поправить. Жаль больше всего мне мужичков бедных; им нужен пример, но с меня что за пример? Что прикажете делать? Возьмите их, Павел Иванович, в свое распоряжение. Как могу приучить их к порядку, когда сам беспорядочен? Я бы их отпустил давно на волю, но из этого не будет никакого толка. Вижу, что прежде нужно привесть их в такое состояние, чтобы умели жить. Нужен строгой справедливый человек, который пожил с ними долго и собственным примером неутомимой деятельности… [7] Русской человек, вижу по себе, не может без понукателя… Так и задремлет, так и закиснет».

«Странно», сказал Платонов: «отчего русской человек способен так задремать и закиснуть, что, если не смотришь за простым человеком, сделается и пьяницей, и негодяем».

«От недостатка просвещения», заметил Чичиков.

«Бог весть, отчего. Ведь вот мы просветились, слушали в университете, а на что годимся? Ну, чему я выучился? Порядку жить не только не выучился, а еще больше выучился искусству побольше издерживать деньги на всякие новые утонченности да больше познакомился с такими предметами, на которые нужны деньги. Выучился только издерживаться на всякой комфорт. Оттого ли, что я бестолково учился? Нет, ведь так и другие товарищи. Два, три человека извлекли себе настоящую пользу, да и то оттого, может быть, что и без того были умны, а прочие ведь только и стараются узнать то, что портит здоровье да и выманивает деньги. Ей-богу. А что я уж думаю иной раз, право, мне кажется, что будто русской человек — какой-то пропащий человек. Хочешь всё сделать — и ничего не можешь. Всё думаешь: с завтрашнего дни начнешь новую жизнь. С завтрашнего дни сядешь на диэту — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами, и язык не ворочается; как сова сидишь, глядя на всех, право. И этак все».

«Да», сказал Чичиков, усмехнувшись: «эта история бывает».

«Мы совсем не для благоразумия рождены. Я не верю, чтобы из нас был кто-нибудь благоразумным. Если я вижу, что иной даже и порядочно живет, собирает и копит деньгу, не верю я и тому. На старости и его чорт попутает: спустит потом всё вдруг. И все так, право, и просвещенные и непросвещенные. Нет, чего-то другого недостает, а чего, и сам не знаю».

Так говоря, обошли они избы, потом проехали в коляске по лугам. Места были бы хороши, если бы не были вырублены. Открылись виды; в стороне засинел бок возвыш<енностей> тех самых, где еще недавно был Чичиков. Но ни деревни Тентетникова, ни генерала Бетрищева нельзя было видеть. Они были заслонены горами. Опустившись вниз к лугам, где был один только ивняк и низкий топольник, высокие деревья были срублены. Они навест<или> плохую водяную мельницу, видели реку, по которой бы можно было сплавить, если б только было что сплавить. Изредка кое-где паслась тощая скотина. Обсмотревши, не вставая с коляски, они воротились снова <в> деревню, где встретили на улице мужика, который, почесав у себя рукою пониже <спины>, так зевнул, что перепугал даже старостиных индеек. Зевота была видна на всех строениях; крыши также зевали. Платонов, глядя на них, зевнул. Заплата на заплате. На одной избе вместо крыши лежали целиком ворота. В хозяйстве исполнялась система Тришкина кафтана: отрезывать обшлага и фалды на заплату локтей.

«Вот оно как у меня», сказал Хлобуев. «Теперь посмотрим дом», и повел их в жилые покои дома. Чичиков думал и там встретить лохмотье и предметы, возбуждающие зевоту, но, к изумлению, в жилых покоях было прибрано. Вошедши в комнаты дома, они были поражены как бы смешеньем нищеты с блестящими безделушками позднейшей роскоши. Какой-то Шекспир сидел на чернильнице; на столе лежала щегольская ручка слоновой кости для почесыванья себе самому спины. Встретила их хозяйка, одетая со вкусом по последней моде. Четверо детей, также одетых хорошо, и при них даже гувернантка; они были все миловидны, но лучше бы оделись в пестрядевые юбки, простые рубашки и бегали себе по двору и не отличались ничем от крестьянских детей. К хозяйке скоро приехала гостья, какая-то пустомеля и болтунья. Дамы ушли на свою половину. Дети убежали вслед за ними. Мужчины остались одни.

«Так какая же будет ваша цена?» сказал Чичиков. «Спрашиваю, признаться, чтобы услышать крайнюю, последнюю цену, ибо поместье в худшем положеньи, чем ожидал».

«В самом скверном, Павел Иванович», сказал Хлобуев. «И это еще не всё. Я не скрою: из ста душ, числящихся по ревизии, только пятьдесят в живых; так у нас распорядилась холера. Прочие отлучились беспашпортно. Так что почитайте их как бы умершими. Так что если их вытребовать по судам, так всё имение останется по судам. Потому-то я и прошу всего только тридцать <пять> тысяч».

Чичиков стал, разумеется, торговаться.

«Помилуйте, как же тридцать пять, за этакое тридцать пять. Ну, возьмите 25 тысяч».

Платонову сделалось совестно. «Покупайте, Павел Иванович», сказал он. «За именье можно всегда дать эту <цену>. Если вы не дадите за него тридцати <пяти> тысяч, мы с братом складываемся и покупаем».

«Очень хорошо, согласен», сказал Чичиков, испугавшись. «Хорошо, только с тем, чтобы половину денег через год».

«Нет, Павел Иванович, это-то уж никак не могу. Половину мне дайте теперь же, а остальные через 15 дней. Ведь мне эти же самые деньги выдаст ломбард. Было бы только чем пьявок кормить».

«Как же, право? я уж не знаю, у меня всего-навсего теперь десять тысяч», сказал Чичиков, — сказал и соврал: всего у него было двадцать, включая деньги, занятые у Костанжогло; но как-то жалко так много дать за одним разом.

«Нет, пожалуйста, Павел Иванович. Я говорю, что необходимо мне нужны пятнадцать тысяч».

«Я вам займу 5 тысяч», подхватил <Платонов>.

«Разве эдак», сказал Чичиков и подумал про себя: «А это, однако же, кстати, что он дает взаймы». Из коляски была принесена шкатулка, и тут же было из нее вынуто 10 000 Хлобуеву; остальные же пять тысяч обещано было привезти ему завтра; то есть, обещано, предполагалось же привезти три, другие — потом, денька через два или три, а если можно, то и еще несколько просрочить. Павел Иванович как-то особенно не любил выпускать из рук денег. Если ж настояла крайняя необходимость, то все-таки, казалось ему, лучше выдать деньги завтра, а не сегодня. То есть, он поступал, как все мы. Ведь нам приятно же поводить просителя. Пусть его натрет себе спину в передней. Будто уж и нельзя подождать ему. Какое нам дело до того, что, может быть, всякой час ему дорог и терпят от того дела его: приходи, братец, завтра, а сегодня мне как-то некогда.