Барракуда forever - читать онлайн книгу. Автор: Паскаль Рютер cтр.№ 4

Отец удивленно поднял бровь.

— До его конца, — уточнил Наполеон, пожав плечами.

Мама достала альбом для набросков и вооружилась карандашами. Баста словно понял ее и повернул голову, продемонстрировав гордый благородный профиль. Он был создан для того, чтобы мама запечатлела его на одном из своих рисунков.

Мне нравилось смотреть, как она работает. Она рисовала все, что ее окружало, полностью поглощенная предметом изображения, и мир вокруг исчезал. Она начала говорить только в шесть лет и с тех пор, как мне казалось, не слишком доверяла словам. Она их экономила, как будто запас мог в любой момент иссякнуть, но все то, что не высказывала, она рисовала. Три карандашных штриха — и модель оживала на бумаге. Она мигом замечала искорку во взгляде, схватывала какой-нибудь жест, вроде бы незначительный, но о многом говоривший. Ящики были заполнены сотнями моментальных зарисовок с натуры; переплетенные в альбом, они порой превращались в не очень связные поэтичные истории. Она часто ходила их читать и показывать в библиотеки и школы.

Отец со всех сторон осмотрел пса и, заглянув в энциклопедию, сделал вывод, что в нем есть что-то от фокстерьера, гончей, спаниеля и даже немного от мальтийской болонки. Словом, не собака, а пазл. Надо сказать, его длинный хвост калачиком не вписывался ни в одну классификацию. Казалось, его пришили к туловищу случайно.

— Послушай, — после двухминутного затишья заговорил Наполеон, повернувшись к отцу, — у меня к тебе одна просьба.

Он вытащил откуда-то охапку листков с машинописным текстом.

— Это мне прислал судья. Ты мне не прочтешь? Я бы сам это сделал, но забыл очки.

Отец забрал у него документ и пробежал глазами.

— Что там у нас… “Причина развода: желание начать новую жизнь”. Да, пап, ты о себе высокого мнения!

Наполеон горделиво улыбнулся, а Баста посмотрел на него с восхищением.

— В общих чертах здесь сказано, что все выразили согласие и никаких споров не было.

— Совершенно верно, — произнес Наполеон. — Все остались довольны, и вообще все прошло удачно.

— Для тебя — возможно, — заметил отец. — А вот для Жозефины… Я не уверен, что…

— Брось! Что ты в этом понимаешь? Ладно, давай читай остальное.

— Вроде все в порядке, всякие технические подробности касательно…

— Короче! — скомандовал Наполеон.

Отец пробежал последние строки.

— Знаешь, что судья приписал в конце карандашом? Смотри не упади! “Удачи!”

— Симпатяга он, этот судья, — сказал дед. — Я почувствовал, что между нами установился контакт. Я чуть было не пригласил его на кружечку пива.

Наполеон забрал бумаги из рук отца.

— Этот документ я вставлю в рамку и повешу в туалете. Чтобы отметить начало новой жизни.

Он сунул мне под нос бумажные листки:

— Смотри, Коко, это же как диплом! Мой первый диплом. Я повешу его рядом с Рокки.

Он улыбался. Его голубые глаза блестели, на лицо падала прядь густых волос безупречно белого цвета. Я восхищался его беззаботностью. Восхищался его юношеским взглядом в окружении мелких морщинок. Он всегда сжимал кулаки, даже когда для этого не было повода.

— Раз ты доволен, тем лучше, — сказал отец. — Я знаю, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела, и что тебя не интересует мое мнение, но я считаю, что с матерью ты перегнул палку. Ну вот, я сказал и больше к этому возвращаться не стану.

— Ты абсолютно прав, — произнес Наполеон.

Глаза отца удовлетворенно заблестели, но тут Наполеон добавил:

— Ты вдвойне прав: я и правда не люблю, когда вмешиваются в мои дела, и твое мнение меня точно не интересует.

Наполеон повернулся ко мне и спросил:

— Cu vi ne taksas lin cimcerba? (Дурацкий разговор, тебе не кажется?)

Я только чуть заметно улыбнулся.

— Леонар, что он сказал? — спросил отец.

— Да так, ничего, — ответил я. — Он говорит, что с твоей стороны все-таки мило так о нем беспокоиться. И он тебе благодарен.

Улыбка, осветившая лицо отца, мгновенно наполнила меня мрачной и нежной грустью. Мать крепко обняла его за плечо.

— В конце концов, так оно и есть! — проворчал дед, пожав плечами.

* * *

На следующий день у меня появился новый знакомый — Александр Равчиик. С двумя “и”, сразу же уточнил он. Он дорожил этими двумя “и” так же, как я — шариками, подаренными Наполеоном и спрятанными у меня в ранце. Александр носил причудливый картуз из меха, кожи, бархата и даже перьев, который он почтительно, словно рыцарский шлем, водружал на вешалку в коридоре. Этот странный предмет меня завораживал.

Александр был застенчивым, грустным и необщительным: это отдаляло его от одноклассников, но немедленно вызвало во мне симпатию. Спустя всего пару часов после знакомства я с удивлением обнаружил, что считаю его своим лучшим другом. Может, я просто обрадовался тому, что нашел товарища, похожего на меня, того, с кем можно всем поделиться? А может, шарики Наполеона обладали какой-то магией? Загадка. Как бы то ни было, вера в собственную непобедимость вскружила мне голову, и я предложил Александру сыграть партию в шарики. Не сомневаясь, что сейчас приумножу полученные в дар сокровища, я выставил шарики Наполеона.

И увидел, как они один за другим исчезают в карманах моего нового друга. Надеясь отыграться, я снова и снова вытаскивал шарики из полотняного мешочка: должна ведь и мне выпасть удача. Но ничего не получалось, какой-то злой гений уводил в сторону мой шарик, и он в последний миг неизменно пролетал мимо цели.

Александр рассеянно, механически забирал свой выигрыш, даже не глядя на меня. Шарики издавали тихий стук, опускаясь на дно его кармана, раздувавшегося на глазах. Я говорил себе, что пора остановиться, что я все проиграю, но всякий раз моя рука словно помимо воли погружалась в мешочек и вытаскивала очередной шарик. Мой приятель отличался дьявольской ловкостью, а все его движения — точностью опытного снайпера.

Сначала ушли самые неказистые, потом — слишком блестящие, наконец — самые ценные шарики. В один день я потерял все свое богатство.

— Ну все, у меня больше ничего нет, — признался я.

Как ни странно, я совершенно не сердился на Александра. Ведь я же сам растратил то, чем так дорожил.

Сердце мое было так же пусто, как ранец, и по пути домой я едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Что на меня нашло? Зачем мне понадобилось играть до последнего? А теперь слишком поздно.

На следующий день после трагедии с шариками дед заявил мне:

— Итак, Коко, я назначаю тебя моим адъютантом. Леонар Бонер — мой адъютант. Вот, теперь это официально.