Метро 2033. Сетунь  - читать онлайн книгу. Автор: Анна Калинкина cтр.№ 10

Однажды он не выдержал и как бы невзначай спросил у Ланки:

– Мы не могли со Стасом встречаться раньше? Лицо его мне как будто знакомо?

Ланка поглядела на него с упреком. Он подумал, что сейчас она начнет уверять, будто никогда в прежней жизни их гостя не видела. Но она сказала совсем не то, чего он ожидал. Покачав головой, она тихо произнесла:

– Зачем ты привел к нам чужого, Миша?

– Ну, во-первых, не привел, а принес, – буркнул он. – Во-вторых, что же, мне надо было дать ему умереть там, наверху? Не по-человечески это, знаешь ли.

– Только не надо мне про свою клятву Гиппократа опять. Клятву врача дают, когда диплом получают, ты сам говорил, а ты – недоучка.

– Скажи спасибо и на том, – раздраженно произнес он. – Ты что же, поругаться хочешь?

– Я ничего не хочу, Миша. Но скоро наша жизнь изменится – и не к лучшему. С ним в наш дом явилось зло.

– Куда уж хуже-то, – огрызнулся он. Опять на нее стих пророческий нашел, как называл это когда-то покойный дядя Гена. С одной стороны, врач был даже рад, что Ланка настроена против чужака. С другой – а вдруг она притворяется, говорит это для отвода глаз, чтобы успокоить его подозрения. Как мало он знал собственную жену, с которой вместе вырос!

Михаил развернулся и ушел – решил, чтобы успокоиться, проверить снаряжение перед выходом. На Ланку без толку было сердиться. И ведь как она мастерски перевела разговор – на вопрос-то она так и не ответила. Всегда такая была.

Тогда, двадцать лет назад, незадолго до Катастрофы, Михаил и не подозревал, что у Ланки уже завязались с кем-то серьезные отношения. Тем летом запланированный ее отъезд в Питер все откладывался, чему он был несказанно рад, и она периодически таскала его с собой сопровождающим. С Ланкой он готов был даже по торговым центрам ходить терпеливо, а ей, как она объясняла, надо было собраться в дорогу как следует. Почему приодеться нельзя было в Питере, где наверняка полно было таких же магазинов, он не понимал. Как не понимал и то, почему она вдруг изменила своим вечным сарафанам, которые сама себе шила. Кажется, тогда и появился у нее на шее тот серебряный амулет на шнурке – или это случилось раньше, еще в пору увлечения реконструкторами? Он ругал себя потом, что многого не замечал, невнимателен был к ней. Она постоянно щебетала что-то вроде: «Миша, представляешь, тот парень сказал, что амулет должен быть медный, что наши предки не носили серебра, что серебряный не подействует. И думает, что он – самый умный. А мне его зарядили, это очень сильный амулет, женский, и серебро – самый подходящий материал, чистый». А он пропускал мимо ушей все эти ее глупости. А иной раз она начинала рассказывать ему, какое значение имела раньше вышивка на одежде – по ней можно было определить многое: возраст, семейное положение, принадлежность к тому или иному роду. Он посмеивался и говорил, что одежда и аксессуары очень информативны и сейчас. Например, можно уверенно утверждать, что вон тот парень в черном с подведенными глазами – гот. А кулон на шее девчонки в джинсах и майке выдает в ней поклонницу рок-музыки и фанатку группы «Пикник». Почему он не подумал, что перемены могли быть связаны с появившимся в ее жизни другим мужчиной? Не задался вопросом, кто заряжает ей амулеты, кому она доверяет, кого слушает? Видел только, что Ланка стала беспокойной, все валилось у нее из рук, иногда даже выходила из своей комнаты с покрасневшими глазами, но в ответ на расспросы только жаловалась на головную боль. Потом вдруг однажды утром в доме поднялась суета, тетя Соня с перекошенным лицом выскочила из Ланкиной комнаты, вызвали «Скорую» и сестру увезли в больницу. Тетя Соня выкинула какой-то клочок бумаги в мусорное ведро – Михаил достал, развернул. Ланкиным детским, старательным почерком было написано: «Прошу в моей смерти никого не винить. Мама, прости». На журнальном столике валялась пустая упаковка из-под таблеток. Отец куда-то ходил, с кем-то разговаривал по телефону – речь шла о том, чтобы представить дело как случайность: если бы происшедшее признали попыткой суицида, Ланку упекли бы, как понял Михаил, в психушку. Его трясло, он не мог понять, что произошло. Да, последнее время Ланка была какая-то нервная, но он думал, что это из-за предстоящего отъезда. Ему и самому было несладко, и теперь он клял себя за то, что, поглощенный собственными мыслями, чуть не проворонил сестру. Он не осуждал ее – бедная девочка, видно, просто запуталась в жизни, в своих переживаниях. Но лишний раз убедился – без него она пропадет, она слишком ранима и нуждается в постоянной опеке, иначе никакие амулеты не помогут. К счастью, Ланка вроде шла на поправку – ей вовремя сделали промывание желудка, и через полторы недели разрешили вернуться домой. Отец привез ее на машине – бледную, осунувшуюся. Перед этим он провел среди них разъяснительную беседу – чтобы ни в коем случае бедную девочку не ругать и вопросами не мучить. Пришлось Михаилу сделать вид, что согласен, хотя любопытство разбирало невыносимо. Тетя Соня, глотая слезы, к возвращению дочери испекла ее любимый яблочный пирог. Ланка приехала бледненькая, но в целом вроде такая же, как прежде, по непроницаемому лицу ее ни о чем нельзя было догадаться. Теперь за ней следили, и она это, кажется, понимала. Михаил всюду сопровождал ее в поездках, а она вроде ничего против не имела. Даже как будто опять стала лучше к нему относиться, но о случившемся молчала. И лишь постепенно он начал замечать произошедшие в ней перемены.

Лихорадочное беспокойство сменилось равнодушием человека, которому открыто то, чего еще не знают другие. Ланка теперь соглашалась со всеми проектами относительно своего будущего, которые озвучивала ее мать, и та радовалась, что девочка наконец-то взялась за ум. Но Михаил видел – Ланка смотрит на мать снисходительно, словно на ребенка, который придумывает какие-то планы, не подозревая, что сбыться им не суждено, что все уже давно решили за него. Мать ласково уговаривала ее готовиться к экзаменам, Ланка кивала, но как только оставалась одна, просто садилась, глядя в пространство и прислушиваясь к чему-то в себе. Будто ждала указаний свыше. Михаил гадал – что же ей открылось на больничной койке? Один раз попытался с ней осторожно поговорить.

– Ты совсем не хочешь заниматься?

– Какой смысл, Миша? – ласково, как несмышленому, ответила она ему. – Скоро все изменится, и книжные знания уже никого не спасут.

– О чем ты? – удивился он.

– Я о том, что конец света все-таки будет. Это ничего не значит, что по календарю майя он должен был случиться в декабре. Те, кто лежит под холмом, знают лучше.

Михаил похолодел. Неужели у Ланки все-таки с головой не в порядке? Для него это ничего не меняло, наоборот, в таком случае сестра еще больше нуждалась в его опеке. Он боялся того, что это заметят окружающие и Ланку все же попытаются упечь в психушку. И сам себе поклялся, что сделает все, чтобы не допустить этого.

В тот день он потащил Ланку в центр, чтобы она хоть как-нибудь развеялась. Но она по-прежнему была апатичной, жаркий июльский денек ее не радовал, и лишь когда они зашли в исторический музей, сестра слегка оживилась, разглядывая древние каменные рубила. Долго стояла в задумчивости перед витриной с бронзовым идолом откуда-то из степей. Самому Михаилу идол казался отвратительным, но сестра слабо улыбалась, глядя на потемневшую от времени древнюю фигурку. По торговому комплексу «Охотный ряд» она вопреки его ожиданиям побродить не захотела, погулять по Александровскому саду отказалась тоже. Может, у нее было какое-то предчувствие? Ланка вдруг запросилась домой, и они спустились в метро. Их поезд уже подъезжал к Киевской, где им надо было выйти и сесть в троллейбус, как вдруг завыла сирена, поезд остановился.