Мария была близка к цели их свидания. Однако Аженор ограничился поклоном и упрямо молчал.
— Теперь, господин рыцарь, когда мои дела улажены, мы будем говорить о ваших, — предложила Мария.
— Каких? — спросил Аженор.
— О тех, что волнуют вас сильнее всего.
Аженор, видя искреннюю улыбку и приветливость доньи Марии, слыша ее сердечные, убедительные слова, почувствовал себя обезоруженным.
— Ну, сядьте же вот сюда, — сказала чаровница, указывая ему место рядом с собой.
Рыцарь покорно подчинился.
— Вы думали, что я ваш враг, но ошиблись, — сказала молодая женщина, — и, чтобы это доказать, я готова оказать вам столь же важные услуги, что вы оказали мне.
Аженор с удивлением смотрел на нее. Но Мария Падилья продолжала:
— Конечно, важные… Разве не вы были моим славным защитником в дороге, моим добрым невольным советчиком?
— Совсем невольным, потому что я даже не знал, с кем говорю, — ответил Аженор.
— Зато я сумела принести пользу королю, передав ему сведения, которые вы мне сообщили, — с улыбкой прибавила Мария Падилья. — И не отрицайте, что вы мне очень помогли.
— Хорошо, мадам, я вам помог… Но вы…
— Уж не считаете ли вы, что я не могу быть вам полезной? О, шевалье, вы сомневаетесь в моей благодарности!
— Может быть, мадам, вы и хотели бы мне помочь, я не спорю.
— Я хочу и могу. Представьте себе, например, что вас не выпустят из Сории.
Аженор вздрогнул.
— А я помогу вам выбраться из города.
— Сделав это, мадам, вы принесли бы пользу не столько мне, сколько королю, так как избавили бы его от обвинений в измене и трусости.
— Я согласилась бы с вами, если вы были бы просто послом, которого здесь никто не знает, и приехали бы в Сорию с политической миссией. Ведь тогда вы могли бы вызывать ненависть или подозрения только у короля, — возразила молодая женщина. — Но подумайте сами, нет ли у вас в Сории другого врага, вашего личного врага?
Аженор явно смутился.
— Вы должны бы понимать, если это так, — продолжала донья Мария, — что ваш враг, одержимый злобой против вас, ничего не сказав королю, заманит вас в западню, чтобы отомстить вам, а король останется непричастным к этой мести. Это будет легко доказать вашим соотечественникам в том случае, если дело дойдет до объяснений. Поэтому, шевалье, помните, что здесь вы представляете не только ваши собственные интересы, но интересы дона Энрике де Трастамаре.
У Аженора вырвался тяжелый вздох.
— Ага! По-моему, вы меня поняли, — воскликнула Мария. — Ну хорошо, а если я избавлю вас от опасности, которая может вам угрожать при встрече с вашим врагом?
— Вы сохранили бы мне жизнь, мадам, что само по себе великое благо, но я даже не могу сказать, был бы я признателен вам за ваше великодушие.
— Почему же?
— Потому что мне не дорога моя жизнь.
— Вам не дорога ваша жизнь?
— Да, — сказал Аженор.
— Наверное, у вас большое горе, не так ли?
— Вы правы, мадам.
— А что если я знаю о вашем горе?
— Вы, знаете?
— А что если я покажу вам причину вашего горя?
— Вы? Неужели вы можете сказать мне… можете дать увидеть…
Мария Падилья подошла к террасе, которая была занавешена шелковыми шторами.
— Смотрите же! — сказала она, отдернув штору.
Внизу можно было увидеть другую террасу, которую от верхней отделял массив апельсинных, гранатовых деревьев и олеандров. На этой террасе, среди цветов, качалась в пурпурном гамаке женщина, озаренная золотыми лучами заходящего солнца.
— Видите? — спросила донья Мария.
— Аисса! — восторженно вскричал Молеон, сложив на груди руки.
— Да, дочь Мотриля, — подтвердила донья Мария.
— О, вы правы, мадам, это она, счастье моей жизни! — снова вскричал Молеон, пожирая глазами пространство, отделявшее его от Аиссы.
— Да, совсем близко и очень далеко, — усмехнулась донья Мария.
— Неужели вы смеетесь надо мной, сеньора? — с тревогой спросил Аженор.
— Господь меня сохрани, господин рыцарь! Я только говорю, что в эту минуту Аисса являет собой образ счастья. Нам часто кажется, что стоит лишь протянуть руку, чтобы его коснуться, а оказывается, мы отделены от него какой-то незримой, но непреодолимой преградой.
— Увы, я знаю это: за ней следят, ее держат под стражей.
— И она заперта, сеньор француз, за крепкими решетками с прочными замками.
— Ну как мне привлечь ее внимание, сделать так, чтобы она меня увидела? — воскликнул Аженор.
— И для вас даже это стало бы великим счастьем?
— Высшим!
— Хорошо, я вам его подарю. Донья Аисса вас не видела, если бы она вас увидела, ей стало бы еще больнее, потому что протягивать друг другу руки и посылать воздушные поцелуи — для влюбленных слабое утешение. Добейтесь большего, господин рыцарь.
— Но что же мне делать? Скажите, мадам, умоляю вас! Приказывайте мне или лучше дайте совет.
— Видите вон ту дверь? — спросила донья Мария, показывая на выход с террасы. — Вот ключ от нее, он самый большой из трех в этой связке. Вы спуститесь на этаж ниже, там длинный коридор — он похож на тот, которым вы шли сюда, — что выводит в соседний сад, где деревья достигают террасы доньи Аиссы. Ага, по-моему, вы уже догадываетесь…
— Да, да, — сказал Молеон, жадно впитывая каждое слово, слетающее с уст доньи Марии.
— Решетка сада заперта, но ключ от нее в связке, — продолжала она. — Проникнув в сад, вы окажетесь ближе к донье Аиссе, потому что сможете подойти к террасе, где она сейчас качается в гамаке, хотя влезть туда по отвесной стене нельзя. Но вы сможете окликнуть вашу возлюбленную и поговорить с ней.
— Благодарю, благодарю вас! — воскликнул Молеон.
— Я вижу, вы повеселели, это уже лучше! — сказала донья Мария. — Но тем не менее есть опасность, что вашу беседу на расстоянии могут подслушать. Я предупреждаю вас об этом, хотя Мотриля во дворце нет, он вместе с королем на смотре войск, что прибыли к нам из Африки, и вернется не раньше половины десятого — десяти, а сейчас только восемь.
— Целых полтора часа! О, мадам, прошу вас, умоляю, скорее дайте мне этот ключ!
— О, для того, кто потерял голову, времени не существует. Дайте угаснуть последнему лучу солнца, который еще золотит небо, — это будет через нескольких минут. И, кстати, если хотите, я вам еще кое-что скажу, — улыбнулась она.