Горлов тупик - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 95

– Ты мне что привез?

– В чемодане, в красно-белом пакете, жакет серый пуховый.

– Погоди, сейчас посмотрю… – Она зашуршала пакетами. – Вот, нашла! Отлично, то что нужно!

Юре стало немного обидно, даже не примерила, сразу – дарить. Ну, да ладно, для тети Наташи не жалко, тем более круглая дата.

– Маленькой Нате куклу куплю в «Детском мире», немецкую, с моющимися волосами, – продолжала мама, – ты пораньше приезжай, а то с Васей заболтаетесь, вас потом за столом не дождемся. Я буду к шести. Ну, все, целую!

От Ясенева до Лубянки он доехал на служебном автобусе, нырнул в метро, вышел на «Белорусской».

Каждый раз, когда он оказывался на площади Белорусского вокзала, в голове звучал стишок из двух строчек: «Вокзал, пропахший блудом и тюрьмой, как холодно, и хочется домой». Он забыл имя автора. Стишок довольно точно передавал его собственное ощущение вокзала, особенно сейчас, темным ледяным вечером, когда летел в лицо колючий снег и промокли ботинки. Почему-то даже при минус десяти московские тротуары покрыты толстым слоем жидкой незамерзающей слякоти.

На площади выстроилась продрогшая очередь к стоянке такси. В центре, подсвеченный фонарями, высился на мраморном постаменте памятник Горькому, спиной к вокзалу, лицом к тусклым куполам старообрядческой церкви, в снежной пелерине на плечах и с неизменным голубем на голове. В детстве Юра думал, что пролетарский писатель специально снял шляпу и держит ее в руке, чтобы освободить голубю местечко.

Вдоль здания вокзала бродили цыганки в толстых пуховых платках, громко однообразно выкрикивали:

– Девочки! Тушь-тушь-тушь!

От кого-то Юра слышал, что под видом туши для ресниц они продают бруски гуталина.

Одна нахально встала на пути, заверещала:

– Мужчина, дай ручку, положи на ладонь бумажную денежку, не отниму, не бойся, только посмотрю и отдам, важную вещь скажу!

Почуяла, сорока, что человек устал смертельно. Они отличные физиономисты, знают, к кому прицепиться. Он обошел ее, ускорил шаг.

Возле пустых телег курили носильщики, несло прогорклым жиром от лотка с жареными пирожками, сновали какие-то личности уголовного вида. Провинциалы с фибровыми чемоданами, рюкзаками, мешками, в пудовых драповых пальто, в плюшевых душегрейках, ошалело озираясь, месили слякоть валенками с калошами. У закрытого ларька «Пончики» юродивый дедок в солдатской шинели, кривляясь и притопывая, исполнял матерные частушки, три вокзальные шалавы подбадривали его хриплым гоготом, скалили грубо накрашенные щербатые рты.

«Вот тебе и заседание Политбюро!» – усмехнулся про себя Юра.

В электричке народу оказалось немного, он прошел в последний вагон, сел у окна, закрыл глаза. В мозгу стали механически прокручиваться слова Рябушкина: «Копают под тебя, Юра… Что может быть на тебя у Типуна-старшего? Пятьдесят седьмой… Молодежный фестиваль, ты проходил практику… Ты отлично все помнишь, но почему-то не хочешь рассказывать».

Конечно, он помнил, никогда не забывал. Рассказывать не хотел, не мог, это была его личная история. Никому не рассказывал, кроме Васи. Даже мама не знала. А вот кадровик Типун-старший знал. Ну, и зачем понадобилось это вытаскивать, через двадцать лет? При чем тут запойный Типун-младший? Какая может быть связь? Абсурд, бред.

Допустим, кто-то смутно намекнул Рябушкину, мол, есть кое-что интересное на твоего Уфимцева. Дело двадцатилетней свежести, но внезапно вскрылись новые обстоятельства. Типичная манера подпятников. Неопределенность здорово нервирует, а Рябушкин пугливый, мнительный. Может, под него и копают? Он идет на повышение, Андропов собирается ввести его в свой ближний круг, в Группу консультантов при Председателе КГБ. Это наверняка не нравится Бибикову и еще меньше нравится Кручине. Одно из железных правил внутри КГБ – начальник отвечает за подчиненного. Обычный прием – нагадить начальнику через подчиненного.

«Ты идиот, Уфимцев, – выругался про себя Юра, – вместо того, чтобы успокоить шефа, напугал еще больше, изрек с этаким загадочно-мрачным видом: да, Иван Сергеевич, мне надо подумать! Сказал бы просто и ясно: ничего серьезного у Типуна-старшего на меня нет. Во время фестиваля случалось всякое, молодые оперативники слетали с катушек, санкционированные контакты с иностранками превращались в несанкционированные романы. У меня вышло наоборот, я сам изображал иностранца, влюбился в нашу советскую девушку и не отразил это в отчетах. Типуны, старший и младший, мастера сочинять из ничего нечто, но я перед Комитетом чист».

Он не заметил, как заснул. Ему приснилась девочка на крыше. Она стояла у самого края. Возбужденная толпа прижимала ее к сломанному ограждению. Еще мгновение – и девочка сорвется, полетит над пестрой рекой людей, бурлящей между домами.

В реальности какой-то пьяный козел из толпы так рвался поглазеть на шествие по Садовому кольцу, так напирал, что едва не столкнул девочку с крыши. Юра вовремя заметил, ловко отпихнул пьяного, схватил девочку, оттащил от края.

Во сне ему не удавалось до нее дотянуться, и она летела, раскинув руки, плавно выгибая спину и роняя вниз, в людскую реку, белые туфли-лодочки.

В реальности туфли эти стерли ей ноги до крови, они зашли в дежурную аптеку на Малой Бронной и купили пластырь.

Во сне она исчезала в небе, он отрывался от земли, взлетал, искал ее, но там были только бледные звезды, огромная розовая луна и поперек ровное темное облако, будто повязка на лунных глазах.

Влад вернулся домой глубокой ночью и долго не мог уснуть. В памяти всплывали подробности поездки на Ближнюю. Он многое упустил, не заметил. Слишком сильно волновался. Теперь, в тишине, в одиночестве, кое-что прояснялось, например, мимолетные взгляды, которыми обменивался Гоглидзе с офицерами охраны. Так переглядываются заговорщики, соучастники преступления. В комнате дежурного Гоглидзе вел себя уверенно, расслабленно. При появлении Самого напрягся, покашливал, почесывал кончик носа. Верные признаки лживости и скрытых враждебных намерений. А до чего красноречиво посмотрели друг на друга дежурный офицер и Гоглидзе, когда прощались! Рукопожатие длилось минуты три, не меньше. Влад уловил тайный смысл их беззвучного диалога: все идет по плану, ждать осталось недолго.

Формально охрана Самого подчиняется Игнатьеву, но Игнатьев – никто, пустое место, слабак, трус, постоянно болеет. Обязанности министра выполняет его первый зам, Гоглидзе, значит, охрана подчиняется ему. Он – человек Берии, а Берия – английский шпион.

Влад мерил шагами свою небольшую, идеально чистую квартиру, пил чай, курил, думал, взвешивал плюсы и минусы. Сам оценил его победу, похвалил. Это, конечно, плюс. О ходе спецоперации «Свидетель» не спросил. Ясно, операция слишком важная, чтобы обсуждать при этих скотах. Значит, скоро вызовет для отдельного разговора. Это огромный плюс. Но дальше – сплошные минусы. Враги добрались до Самого. Поговорить об этом не с кем, на поддержку рассчитывать не приходится. Дядя тоже человек Берии. Петля действительно затягивается?