Вот только явился он, похоже, из совсем недетской — из страшной сказки.
— Просто кажется — или ты что-то такое видела? — уточнила Настя, пододвигаясь поближе к жаркому пламени. В вещах запасливой Марины для нее нашлась сухая футболка — достаточно длинная, чтобы, натянув ее, можно было, не слишком смущаясь расположившихся неподалеку парней, снять насквозь промокшие джинсы и повесить их к костру сушиться, но поступить так Настя догадалась не сразу, и теперь ее немного знобило.
— Честно говоря, я не совсем уверена… — призналась Марина. — Пока мы шли, я несколько раз оборачивалась — посмотреть, как там сзади Костя, ну и вообще, на всякий случай. И иногда как будто бы замечала вдалеке какое-то движение. А однажды — в зелени явно мелькнула серая форменная куртка «Ковчега». А трутень ведь в ней ушел с корабля.
— В ней, — подтвердила Настя, припомнив фигуру бегущего «Артема» в оптическом прицеле. — Но если так, что ж ты сразу не рассказала никому? Тому же Косте?
— Я рассказала. Он сказал, что поглядывает назад и нечего подозрительного не видел. Но потом все равно задержался у очередного завала, затаился, а когда потом догнал меня, сказал, что это была вышедшая к воде серая обезьяна. Он даже хотел в нее выстрелить, но она быстро убежала.
— Зачем в обезьяну-то стрелять? — не поняла Настя.
— А вдруг это была не обезьяна? Вдруг это трутень нацепил ее личину?
— Он что, и в зверей умеет превращаться?
— Какая ему разница — человек, зверь…
— Блин! — поежилась Настя. — Чем дальше в лес, тем злее дятлы! Так вот обернется ящеркой или тараканом — и подползет незаметно, — она невольно огляделась вокруг себя — не ошивается ли поблизости какая-нибудь подозрительная тварь? — но ничего опасного не приметила.
— Ящерицей — вряд ли, — покачала между тем головой Марина. — Разве что гигантским вараном. Рыя говорила, что тут размер имеет решающее значение.
— А, ну тогда ладно, — немного отлегло от сердца у Насти. — Кстати! — сообразила она. — Местные обезьяны — довольно мелкие! А если их кустов вдруг выпрыгнет какая-нибудь горилла, по любому будет ясно, что что-то не так.
— Так кто ж его знает, где проходит граница? — развела руками Марина.
— Тоже верно…
Они помолчали.
— А ведь к Оле на пляже никто крупный незаметно подойти не мог… — проговорила затем Настя. — Ни зверь, ни человек: часовой бы заметил!
— Я же говорила, Олю трутень наверняка ужалил еще на «Ковчеге», — ответила Марина.
— Да, я помню… Но тогда получается, все это время она знала, что обречена? Но держалась, как ни в чем не бывало?
— Вряд ли она знала. Там ведь как… Прежде, чем ввести собственно яд, трутень вкалывает в жертву какой-то наркотик, влияющий на память. В результате, несколько минут из жизни словно выпадают. Безвозвратно. Однажды мы его застали во время укуса — он тогда на Светку Иванову напал. Наркотик уже начал действовать, а яд трутень, как видно, впрыснуть не успел — пацаны его спугнули. Мы отволокли Светку в медотсек, Рыя подала туда последний резерв энергии, подключила оборудование и провела исследование. Так мы и узнали про наркотик. Так вот, Светка ничего не помнила — ни нападения, ни укуса — и никак не могла понять, почему находится не в коридоре среднего уровня, а в боксе медотсека… Вот и другие, кому повезло меньше, тоже ничего не помнили. До Светки, правда, трутень потом все равно добрался…
— И что, никаких следов от укуса на теле не остается? — спросила Настя.
— Крохотная ранка, которая очень быстро затягивается. Буквально четверть часа — и остается лишь бледно-розовая черточка или пятнышко, а потом и они исчезают, так что легко не заметить. Обычно, вводя яд, трутень жалит в шею, иногда в руку. Всегда — в голую кожу. Вот когда кровь сосет, может и через одежду хвостом проколоть.
— Нужно было запастись паранджой, — проворчала Настя, безуспешно борясь с очередным приступом дрожи. — Мусульманки знали!
— Алсу тоже так сказала.
— Алсу?
— Камалетдинова. Была у нас на «Ковчеге» такая девочка, татарка. Погибла одной из последних.
— Она что, носила паранджу?
— В том то и дело, что нет…
— Понятно…
Она хотела еще спросить о том, должен ли монстр, нападая на жертву, сбрасывать личину — ведь раз жалит он хвостом, то ведь должен, хотя бы частично? — но в этот момент, обогнув костер, к ним подошел Костя. Судя по всему, одежду юноша предпочитал сушить на себе — на него, мокрого, даже смотреть было холодно.
Настя, было, дернулась пониже натянуть футболку — почти машинально — но ткань и так уже, похоже, выдала свой максимум, тут же угрожающе затрещав в районе плеча.
— Распределили ночные дежурства, — сообщил тем временем Костя, присаживаясь на землю рядом с подругами. — Мы с тобой, Марин, в первую смену заступаем.
— Мы с тобой? — не сразу поняла брюнетка. — Что, оба-двое?
— Ну, да. Я не сказал? Мы решили, что одного часового сегодня недостаточно. Лес, водопад шумит, к тому же вымотались все… Лучше подстраховаться.
— Ясно, — кивнула Марина.
— А я когда? — спросила юношу Настя. — И с кем в паре?
— С Тимом. Ваша очередь третья, после Криса с Джулией.
— Тимур там вообще как, в норме? — понизив голос, хотя услышать ее через костер кавказец при всем желании бы не смог, поинтересовалась Настя.
— Ну… — неопределенно протянул Костя. — Все относительно…
— Такое любого из колеи выбьет, — почему-то решила заступиться за Тимура Марина. — Оля ему была как сестра…
— Знаем мы таких сестер! — вырвалось у Насти прежде, чем она успела прикусить свой длинный язык. Девушка почувствовала, как краска заливает ей лицо — нельзя было так говорить! Не сегодня.
— Нет, правда! Они с детства дружат, чуть ли не в детском саду на соседних горшках сидели. Потом одиннадцать лет в школе вместе учились… Это Тимур ее уговорил в президентскую программу заявление подать — ну, эту, нашу, молодых талантов, будь она неладна. Она мне сама рассказывала… А так у Оли в Краснодаре парень остался.
— А у Тимура? — быстро спросила Настя, краснея пуще прежнего — уже по новому поводу.
— Что — у Тимура?
— У Тимура… есть девушка?
— Кхм… — поперхнулся рядом Костя. — До сей минуты я считал, что есть, — заявил он, опередив с ответом Марину. — И что это ты, Настюх.
— Что? — теперь на ее щеках, наверное, можно было запечь пару бананов. — Это он сам тебе сказал?
— Нет, но мне так казалось. А что, неправда?
— Ладно, проехали, — отрезала Настя. — Во сколько ты, говоришь, мое дежурство? — сочла она за благо поскорее сменить тему.
— Твое — с четырех утра. А наше, кстати, с десяти начнется, — повернулся он к Марине.