Глава девятнадцатая
Ресторан Винсент был мил, уютен и лишен той неловкой помпезности, которой грешат дорогие рестораны. Стеллажи с вином, расположенные прямо в зале, намекали на хорошую коллекцию, а деревянные таблички с названиями сортов, украшающие стены, это лишь подчеркивали, мягкие диваны приглашали расслабиться в их пухлости, а приглушенные свет добавлял интима.
— Ты мало ешь, — посетовал Тагир, глядя, как она ковыряется в запеченном лососе, поданном в шпинатно-сливочном соусе, — совсем эти болотники тебя замучили. Скоро одни глаза останутся. Хотя должен признать, это самые прекрасные глаза, которые мне встречались в жизни. Тебе бы Золушку играть из сказки, Синеглазка.
— А вот тебе роль принца совсем не подходит.
— Почему это? Лицом не вышел? — сделал вид, что обиделся, Тагир.
— Умом, — усмехнулась Аня, — у тебя ум злодея. Ты везде ищешь выгоду. Вот и меня выманил на встречу. Не понимаю, зачем я тебе?
— Нравишься, — широко улыбнулся мужчина, и его черные глаза заблестели, — моя беда — как увижу умную женщину, не могу удержаться. Тянет меня к тебе, Синеглазка.
— Так скучно? — понятливо улыбнулась девушка.
— Не представляешь насколько! — театрально прижал руки в груди Тагир. — Как подумаю, что у вас там творится — миры, заварухи, стычки, завидно становится — аж плачь! Вот немножко развеялся, когда за вашим хвостом гонялся.
— Кстати, что с ним? — насторожилась Аня.
— Жив, но угрозы больше не представляет, — отрапортовал маг. — Дотошный товарищ, впрочем, из органов других не бывают. А так… пули свистели над головой, сердце от страха замирало в груди, но ради прекрасной дамы я был готов пожертвовать собой, а не только обезвредить одного землянина.
Смотреть на дурачившегося Тагира и не улыбаться, было невозможно, но она сдержалась. Сам по себе факт того, что переселенцами заинтересовались из органов, наполнял тревогой — ведь теперь она тесно связана с магами. В голове уже мелькали грустные картины: решетки на окнах, сталь наручников, тишина камеры и вежливые лица с жадным холодом во взглядах. И вопросы…
Вот интересно: оставят ли семью? Заберут вместе с ней? Будут ими шантажировать?
Она не сделала ничего противозаконного, но разве это будет кого-то интересовать, если речь пойдет о новых мирах, иных технологиях, а вместе с ними ресурсах и деньгах. Больших деньгах.
Может ли один человек противостоять системе? Может ли бабочка вырваться из паутины?
Наша жизнь — сплошная паутина привязок. Мы идем на работу, домой, гуляем с друзьями, по пятницам пьем пиво, по праздникам вино. Мы выстраиваем маршруты и стараемся их не нарушать. Сетуем на рутину, но катастрофически боимся что-то изменить. Новое внушает неуверенность, неуверенность влечет за собой страх. Мы не любим терять контроль над ситуацией.
Так не это ли не дает ей покоя всю неделю? Она потеряла контроль над своей жизнью и продолжает терять контроль над собой, а вокруг полно тех, кто с радостью — только позволь — станут контролировать и жизнь, и ее саму.
Есть ли выход из этого? Есть.
Меняется жизнь? Придется меняться вместе с ней, если не хочешь стать куклой, которой всякий вертит в свою сторону. Пришла пора дорасти до Хозяйки, а не быть живым придатком к порталам.
Точно нужно было уехать из дома, чтобы взглянуть на ситуацию со стороны. Переселение — важно, но это не единственная проблема.
Восемь миров сошлись в одной точке. Восемь разных, хороших и не очень, теплых и холодных, засушливых и чересчур мокрых. Встряхни каждого, как детский калейдоскоп, — и картинка сложится новым узором. И только от нее зависит, чем станут порталы: заколоченными дверьми, как мир теневиков, или безопасными для всех проходами.
«Не много ли на себя берешь»? — ехидничал внутренний голос.
Много. Но стать безвольной марионеткой никогда не поздно. Переселенцы готовы и нос Хозяйке дома подтирать, лишь бы та не лезла со своим мнением и не мешала им проводить оккупацию. А как много тараканов в их делах…. Одни наблюдатели-шпионы чего стоят…
— Ты меня не слушаешь! — ворвался в размышления раздосадованный голос Тагира.
— Слушаю, — возразила девушка, — ты говорил о пулях и собственной трусости.
— А еще о прекрасной даме, — в голосе мага появились бархатные нотки, — об удручающей холодности и безразличии к подвигам, совершаемым с ее именем на устах.
Вот еще одна проблема — скучающий маг из вражеского лагеря. И ведь приклеился — опять же из-за скуки — не оторвешь. Его рвение ей совсем не нравилось. Не натворил бы дел…
— Увы, время прекрасных дам и подвигов прошло. Остались законы, а они лишены каких бы то ни было романтических чувств.
Строгость легла на лицо, добавив в разговор нотку напряженности.
Тагир вздохнул, отставил в сторону бифштекс — он заказал его слабой прожарки, с кровью, и брусничный соус стекал бордовой лужей на край тарелки.
— Послушай, Синеглазка, я вижу, ты сомневаешься во мне? Считаешь, не справлюсь?
— Не хочу, чтобы ты убивал ради меня, — очень тихо, сглатывая слова, сказала она.
— Женщины! — возвел глаза к потолку Тагир. — Жалость тебя погубит, девочка. Они, — он сделал паузу, и она пахнула холодом тюремной камеры, — не пожалеют.
— Все равно, — твердо, едва разжимая губы, попросила: — Не смей убивать в моем мире.
На его темном лице промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее уважение.
— Как скажешь, Хозяйка, как скажешь.
И она облегченно выдохнула, а потом вдруг вспомнился Андрей, его болезнь, и что-то тревожное царапнуло, заставив нахмуриться.
— Ты обещал рассказать о «хвосте».
Тагир склонил голову набок, в темных глазах виднелось отражение глупой девчонки, возомнившей себя невесть кем.
— Да что там рассказывать, — недовольно пожал плечами маг. Он явно считал эту тему ничтожной, — молодой, дурной. Расследование — его личная инициатива. Так уже бывало пару раз. Натыкаются, воображают пришельцев или еще какую ерунду, идти без доказательств к начальству боятся, начинают искать. Тут мы их и встречаем, как у вас говорят, со всем радушием.
Она уже представила себе этого «молодого и дурного». Безусый в вансах и парке. В глазах «Секретные материалы», в душе сложная смесь из любви к родине и жажде славы.
— Как его зовут? Того, кто следил за нами.
Лицо Тагира сделалось отстраненным.
— А я знаю? Мне его имя ни к чему. Перехватил, подчистил, отследил, что один работает — и все. Лишние знания, они, как крошки в постели, спокойно спать не дают. Вот, знаешь, что меня в тебе восхищает и одновременно выводит из себя?! — он резко сменил тему. — С тобой ни один план не работает. А ведь это преступление — говорить о делах в таком месте и с такой женщиной напротив, — блестящая вилка обвела круг. Укоризненный взгляд рухнул на стол, и Аня не удержалась: