— И может повторим?
Она покачала головой, мягко высвобождая руку. Во-первых, никаких бабников, а во-вторых, ситуация с переселенцами и так непроста, глупо усложнять ее еще больше.
— Я понял, Синеглазка.
Ее вдруг прижали к себе, его губы мягко коснулись щеки девушки. Аромат дорогого парфюма, запах смазки и ментола, а может, к черту правила?
Мгновение — и он отстранился.
— Прости, не удержался.
Она, конечно, не поверила в его раскаяние. Не будь он теневиком, а она Хозяйкой, у них был бы шанс, а так…
— Спасибо за ужин и… прощай.
Развернулась, стараясь быстрее выкинуть сожаление из головы.
— Я позвоню, Ань, обязательно позвоню.
Да-да, а она не ответит.
За спиной взревел мотор машины, а она уже открывала дверь подъезда.
Стараясь не шуметь, положила ключи на тумбочку. Не включая свет, сняла сапоги, стянула пуховик. Шагнула вперед и запнулась о нечто — большее и лохматое, перекрывшее коридор. Не удержала равновесия и села на пол.
— Вальди? — прошептала. В темноте тяжело вздохнули, а потом на колени легла голова собаки. Девушка провела рукой по ушам, погладила нос и наткнулась пальцами на что-то мокрое.
— Вальди, ты, что плакал? Из-за меня? — выдохнула.
Комок подкатил к горлу, и Аня ощутила себя бо-ольшой такой свиньей.
— Господи, Вальди, — она обхватила морду собаки, прижала к груди, гладя пса по спине, и быстро зашептала: — Неужели ты мог подумать, что я брошу тебя, Павла, Фиолетика? Брошу всех вас? Продамся из-за каких-то денег? Глупый, глупый пес. Никогда. Слышишь, никогда и ни за какие деньги! Мы же семья, дурашка, и не смей больше плакать.
Горячий язык прошелся по щекам девушки, слизывая слезы, а Аня сидела, покачивая голову пса на груди, понимая, что у нее действительно появилась новая семья.
Утром мама глядела на нее с легким неодобрением, да и сама Аня чувствовала себя неуютно — вчерашнее жгло чувством вины. Умом понимала — права. В ее положении хороши любые источники информации, а на Вальди смотреть все равно было тяжко.
— Весь вечер провел около двери, — проговорила мама, ставя на стол тарелку с кашей, — не понимаю, что на него нашло. Раньше спокойно на твой уход реагировал, а вчера…
Аня знала ответ, но делиться им не собиралась. Тогда придется объяснять и про теневиков, и про переселенцев, и про необычную собаку-стража. Она сама чуть с ума не сошла, узнав обо всем, а что будет с мамой? Нет, никакой правды.
— Мам, я сегодня на строй объект за город еду, возьму его с собой. Коллега говорил не против его присутствия в машине.
— Коллега? — многозначительно спросила Клавдия Петровна.
— Мам, перестань, — вспыхнула раздражением Аня, — просто коллега и ничего больше. И кстати, я ремонт уже начала делать в квартире. Мне бригаду посоветовали, толковую.
Последнее она произнесла с явным сомнением, искренне надеясь, что так оно и есть.
— Хорошо-хорошо, — в защитном жесте подняла руки мама, — но если этот коллега настолько добр, что возит твоего пса в своей машине, пригласи его к нам на ужин. Надо же поблагодарить человека. От моего фирменного рулет со щукой еще никто не отказывался.
— Я подумаю, мам.
Аня в пару глотков осушила успевший остыть чай. Подобный этому разговор у них случался регулярно. Стоило кому-то из мужчин нарисоваться на горизонте дочери, как Клавдия Петровна начинала вызнавать подробности, по намекам выстраивая картину: будущий зять или так, проходной вариант. Аня поначалу злилась, уходила от расспросов, хлопала дверью, а потом смирилась. Мама, она и есть мама, мечтающая о внуках и нормальной семье для дочери.
В десять Аня с замиранием сердца спустилась вниз, но Павел если и знал об ужине, то ничем этого не показал, и девушка успокоилась — пронесло. Вальди весело мотал хвостом, счастливый, что его взяли с собой, солнышко опять радовало серый Питер, разбрасывая лучи по стеклам едущих навстречу машин, а впереди ждал новый рабочий день, и Аня сидела, улыбаясь своим мыслям. Все обязательно наладится. И новый мир окажется подходящим, и она обязательно сходит в остальные миры, кроме одного, того самого, с теневиками. И займется рисованием. Да мало ли чем можно будет заняться с такой работой?!
Глава двенадцатая
Клавдия Петровна открывала дверь слегка трясущимися от волнения руками. Все было готово к визиту гостей: суп сварен, в духовке томилась курочка под грибным соусом, а на плите еще недавно скворчала картошка. Селедка под шубой пропитывалась майонезом, и даже бутылка беленькой остывала в холодильнике. Клавдия Петровна почему-то была свято уверена, что именно ее потребляют фсбэшники. А если и нет, вино и коньяк можно достать из буфета.
— Анечка!
И в тесной прихожей стало теснее ровно в два раза: на Анну Сергеевну и ее сына Андрея Николаевича.
— Андрюша, вырос-то как! — всплеснула руками Клавдия Петровна.
Высокий, с цепким взглядом холодных серых глаз, коротко стриженый мужчина совсем не напоминал того веселого пацана, вечно попадающего в неприятности из-за острого чувства справедливости этого далеко не справедливого мира. Ох и непросто пришлось с ним в свое время Анне Сергеевне! Вспомнить хотя бы ту старушку, травившую собак и кошек в их дворе — а вдруг они заразят ее Масика? — к двери которой потом целый год шло настоящее паломничество котов из-за регулярно выливаемой на коврик валерьянки. А борьба с машинами, заезжающими на детскую площадку? А школьное восстание против учителя физкультуры, издевавшегося над детьми? Да… много всего было и смешного, и не очень.
Сейчас перед ней стоял взрослый, состоявшийся мужчина, успевший, судя по горьким морщинкам около рта, познать и разочарование, и предательство в жизни.
— Теть Клава, — мужчина вручил Хозяйке торт, галантно поклонился. Клавдия Петровна вдруг засмущалась и упорхнула на кухню — накрывать стол.
Когда-то давно они с Травкой мечтали поженить детей.
— Смотри, какая у тебя красавица растет, — говаривала бывало Анна Сергеевна, — ну хоть один из моих оболтусов да разглядит такое чудо, а там, глядишь, и породнимся. Не разглядели, не сложилось. Старший, насколько знала Клава, был прочно повязан тремя детьми, зато младший успел жениться на московской дамочке, как ее неодобрительно называла Травка, и развестись.
За столом они обсудили погоду, приближающийся Новый год, троих внуков Анны Сергеевны, и лишь за чаем, от алкоголя гости отказались, Андрей перешел к делу.
— Умеете вы удивлять, — сказал он, доставая из кармана листок бумаги. — Ну ладно ты, мам, всегда к детективам слабость имела, но вы, теть Клав, — и он неодобрительно вздохнул с видом государственного мужа, имевшего давний и прочный опыт в подобных делах, к которым доступ старушкам был строго воспрещен.