5. „Ярыжкин, столоначальник в сенате“ вместо „Ярыгин“ (см. стр. 57 и стр. 486).
6. „чрезвычайному охотнику до сахару ~ удовольствия мира“ — в печатном тексте нет (см, стр. 63 и стр. 487).
7. „И не знаю ~ слишком радушно“ в печатном тексте нет (см. стр. 63 и стр. 487).
8 „и что много есть на свете всяких майоров ~ непристойным местам“ в печатном тексте нет (см. стр. 63 и стр. 487).
9. „Кавалев догадался ~ как раз на бульвар“ в печатном тексте нет (см. стр. 67 и стр. 488).
Восстановление цензурных купюр (даже в тех случаях, когда они сделаны самим Гоголем из боязни перед цензурными затруднениями) на основе черновой редакции, вводимой в более поздний окончательный текст, — делается нами лишь в тех случаях, когда весь окружающий контекст обеих редакций совпадает, или когда восстановление купюр диктуется смысловым разрывом в печатном контексте. То обстоятельство, что текст, непосредственно примыкающий к цензурным купюрам, совпадает в „Современнике“ и в изд. 1842 г. с рукописью РЛ2, отличаясь лишь незначительными стилистическими изменениями, позволяет восстановить эти места, не нарушая стилистического и композиционного единства повести, и этим максимально приблизить текст повести к авторскому замыслу.
Текст „Носа“, напечатанный в „Современнике“, отличается от первоначальной редакции как большей краткостью и другим финалом повести, так и рядом стилистических изменений. В первоначальной редакции (РЛ2) фантастичность событий („необыкновенно странное происшествие“) была мотивирована сном Ковалева. В редакции „Современника“ не только совершенно изменяется окончание повести и приписывается пародийно-ироническое послесловие, но и отменяется самая мотивировка сном.
Эта коренная переделка, как и полемическая авторская концовка, является, скорее всего, откликом Гоголя на рецензию о повестях Пушкина, помещенную в „Северной Пчеле“, № 192 от 27 августа 1834 года, за подписью „Р. М.“, где имелись нападки на „неправдоподобие“ Повестей Белкина, в особенности на неправдоподобие „Гробовщика“, по поводу которого рецензент писал: „Развязывать повесть пробуждением от сна героя — верное средство усыпить читателя. Сон — что это за завязка? Пробуждение — что это за развязка? Притом такого рода сны так часто встречались в повестях, что этот способ чрезвычайно как устарел“. При переделке „Носа“ Гоголь присоединил к повести полемическое послесловие (см. стр. 399), являющееся, повидимому, замаскированной пародией на рецензию „Северной Пчелы“. Гоголь здесь не только пародирует стиль рецензии и иронизирует над упреками в непонятности, но и насмешливо полемизирует с требованием морализующей установки (при переиздании „Носа“ в 1842 г. Гоголь снял свое послесловие).
Изменив традиционно-правдоподобную мотивировку, Гоголь учел указание критики на ее „устарелость“ и вместе с тем еще больше заострил полемический характер повести, умышленно подчеркнув ее сатирическую гротескность.
Печатая повесть в изд. Сочинений 1842 г., Гоголь вновь переделал и детально расширил финал, выделив его в особую третью главу. Повидимому, финал, данный в „Современнике“ в виде краткого авторского послесловия, Гоголю показался недостаточно убедительным С другой стороны, значительно сокращено было полемическое авторское послесловие, к этому времени естественно потерявшее свою актуальность.
В издание Трушковского внесены были незначительные и случайные разночтения, повидимому Гоголю не принадлежащие.
В настоящем издании в текст третьего тома „Сочинений Н. Гоголя“ изд. 1842 г., помимо особо оговариваемых вставок цензурного характера из рукописи РЛ2, вносится еще ряд стилистических уточнений по первопечатному тексту „Современника“ (1836 г.) — во всех тех случаях, когда есть основания считать, что стилистическая и грамматическая правка в издании 1842 г. принадлежит издателю Н. Я. Прокоповичу.
Набросок начала повести в записной тетради (РЛ1), первоначальная черновая редакция (РЛ2) и финал „Носа“ в редакции „Современника“ — приводятся в разделе „Другие редакции“ (стр. 380–400). Разночтения белового автографа начала повести (РЛ3), в виду его близости к печатному тексту, приводятся, наряду с печатными разночтениями, в разделе „Варианты“.
III.
Замысел „Носа“ тесно связан с теми мотивами, которые были широко распространены в журналистике начала 30-х годов, т. е. как раз в то время, когда Гоголем была начата его повесть.
[26]
Это — заметки, анекдоты и даже целые рассказы об исчезнувших, отрезанных, восстановленных или вообще диковинных носах.
Следует особо указать переводный „французский анекдот“ — „Нос“ в „Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду“ (1831, № 72 от 9 сентября), где передается траги-комическая исповедь человека, вызывавшего гонения и насмешки одним лишь видом своего лица, все черты которого „заслонены были чудовищно-большим носом“. Лицо, превратившееся в один большой нос, встречается у Гоголя в незаконченном отрывке 1832 г. „Фонарь умирал“.
Однако, наибольшее значение для Гоголя, несомненно, должна была иметь повесть Г. Цшокке „Похвала носу“, напечатанная в „Молве“.
[27]
В повести Цшокке в шуточной форме подчеркивалось значение носа для „всякого человека“ и намечался уже траги-комический эффект его потери. „В самом деле, отнимите нос у самого приятного милого личика, и что останется? Совершенный кочан капусты“.
Подражанием „Похвале носу“ Цшокке явился шуточный рассказ Карлгофа „Панегирик носу“, напечатанный в 1832 г. в „Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду“ и свидетельствующий о том, что повесть Цшокке не прошла незамеченной. В рассказе Карлгофа упоминалось о том, что „с потерею носа теряется благородство человека, что нос есть олицетворенная честь, прикрепленная к человеку“.
„Похвала носу“ Цшокке и „Панегирик носу“ Карлгофа могли быть известным импульсом для сатирического замысла Гоголя, подсказывая близкую гоголевскому „Носу“ тему о потере „олицетворенной чести“ и последствиях этой потери, — тему, развитую Гоголем, конечно, с гораздо большей остротой и глубиной.
Следует также указать и на черты сходства „Носа“ Гоголя с „Тристрамом Шанди“ Стерна,
[28]
такой же как и „Нос“ немотивированной сатирой-гротеском.
Ситуация с носом, запеченным в хлеб, скорее всего, явилась у Гоголя пародийным использованием эпизода с „печеной головой“ из популярного тогда романа Морьера „Мирза Хаджи Баба“, вышедшего в начале 30-х годов в двух переводах.
[29]
Кроме подбрасывания „печеной головы“ к цирюльнику, можно отметить и в других деталях романа некоторое сходство с „Носом“.