Наедине с убийцей. Об экспериментальном психологическом исследовании преступников - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бехтерев cтр.№ 68

Заслуживает внимания, что заимствование только тогда дает прочные результаты, когда оно идет от общего к частному, ибо ранее всего заимствуются одним народом от другого установленные принципы, а затем только учреждения, являющиеся выразителями этих принципов. Так, Возрождение в Западной Европе было подготовлено предварительным изучением греческой литературы, а ознакомление с трудами английских мыслителей подготовило заимствование английских учреждений другими странами; знакомство с французскими политическими учениями дало почву для развития революций в других странах.

С другой стороны, если к тем или другим учреждениям умы окажутся недостаточно подготовленными, то в конце концов и вводимые вместе с ними или вслед за ними учреждения окажутся непрочными. Этим объясняется, например, гибель парламентаризма в Турции до периода великой войны. Этим же объясняется неустойчивость парламентского строя в республиках Южной Америки. По той же самой причине и заимствования обыкновенно распространяются в каждом народе от высших или интеллигентных слоев, постепенно передаваясь, к низшим, ибо первые скорее усваивают общие принципы и новые мысли, установившиеся в других странах, и переносят их на родную почву. К тому же благодаря особым условиям заимствование облегчается в силу более легкой возможности ознакомиться высшим слоям общества с новыми особенностями в жизни других стран.

Возьмем моды. Они раньше всего воспринимаются высшими слоями населения и затем постепенно переходят к низшим слоям, после чего они оставляются первыми, для того чтобы заимствовать и ввести у себя новую моду. Здесь, конечно, сказывается в то же время влияние господствующего класса, пользующегося известным престижем и авторитетностью в населении и возбуждающего подражание в других классах населения.

В больших коллективах национализм является выразителем единства его, и все, что поддерживает национальные особенности и традиции в жизни данного народа, поддерживает и единство. Даже классовые элементы, эти хранители кастовых особенностей, поддерживают национализм, олицетворяющий единство данного народа, несмотря на то, что в самом своем существе они отгораживают себя от других коллективных групп того же народа.

Когда мы говорим о подражании, то вопрос наиболее существенный заключается не в том, что социальность обусловливает подражание и что социальный динамизм есть подражательный динамизм, а в том, почему именно он является таковым. В чем заключается причина того, что два существа или две группы существ начинают подражать друг другу.

По словам Бордье, каждый человек предрасположен к подражательности, но эта способность достигает своего апогея в собраниях людей: доказательством служат общественные собрания, где достаточно аплодисмента или свистка, чтобы возбудить залу в том или другом направлении.

Сигеле, признавая подражание врожденной способностью, замечает, что эта способность у человека не только увеличивается в силе, удваивается, но делается во сто крат интенсивнее в среде толпы, где у всякого возбуждается воображение и где единство времени и места удивительным образом почти с быстротой молнии способствует обмену впечатлениями и чувствами.

О предрасположении к подражанию говорит и Sully. Но вопрос, в чем заключается сущность предрасположения, остается невыясненным.

Тард, а за ним и целый ряд других авторов, сводит общественную заразу на явления гипнотического внушения.

Говоря о воздействии одной личности на другую, лежащем в основе социальной жизни и обусловливающем подражание, что было известно еще Эспинасу и даже Cabanis’y, Тард очень много распространяется насчет гипнотического влияния и целым рядом примеров и сопоставлений пытается убедить читателя, что это воздействие вообще ничем по существу не отличается от воздействия гипнотического и уподобляется состоянию сомнамбулизма вследствие гипноза. «Представите себе сомнамбулу, простирающую подражание своему медиуму до такой степени, что сам он становится медиумом для третьего, подражающего в свою очередь ему и т. д… Не в этом ли состоит социальная жизнь? Такой каскад последовательных, сцепляющихся взаимно магнетизаций есть общее правило, а взаимная магнетизация, о которой я сейчас говорил, – только исключение. Обыкновенно какой-нибудь обаятельный действующий человек дает импульс, отражающийся тотчас же на тысячах людей, копирующих его во всем и заимствующих у него его обаятельность, благодаря которой они сами действуют на миллионы дальше стоящих людей. И только тогда, когда это действие, направленное сверху вниз, истощится, можно будет заметить – в демократические времена – возникновение нового действия: миллионы людей начинают обморачивать своих старых медиумов, заставляя их слушаться. Вовсе не страх, не насилие победителя, а удивление, блеск ощущаемого властного превосходства производит социальный сомнамбулизм». Общество – это подражание, а подражание – род гипнотизма, так окончательно выражает свои мысли автор.

Если бы дело шло о фигуральном сравнении, то можно было бы не возражать против этого. Но если принять во внимание, что внушение в бодрственном состоянии есть явление более распространенное и более широкое, нежели гипнотическое, нужно ли доказывать, что воздействие одного человека на другого в обществе не может быть равносильным гипнотическому воздействию. Можно ли согласиться с тем, что «социальный человек есть настоящий сомнамбул» и что «социальное состояние как состояние гипнотическое есть не что иное, как сон, сон по приказу и сон в деятельном состоянии»? В этом мы видим лишь дань увлечению, свойственному вообще этому писателю, проявлявшему вообще немало увлечения и при обосновании его «законов подражания». Однако за Тардом и Сидис признает, что «я» толпы образуется из подбодрствующих, то есть подсознательных «я», чем и объясняется повышенная внушаемость толпы. Еще ранее того и другого автора говорит о том же предмете и в том же духе наш Михайловский, которому, без сомнения, принадлежит первенство этой гипотезы.

Вслед за упомянутыми авторами и целый ряд других трактует этот вопрос с чисто субъективной точки зрения, признавая основным условием внушаемости в толпе наряду с ограничением произвольных движений, суждение сознания и моноидеизм или заполнение сознания одной идеей. Мы не последуем за субъективистами и попробуем выяснить объективные условия внушаемости в толпе. Условия эти сводятся к трем основным: продолжительное пребывание в одном и том же положении, что помимо ограничения активных движений приводит к физическому утомлению; продолжительное же сосредоточение на одном и том же предмете (обычно на самом вожаке и его речи) приводит к утомлению сосредоточения. С другой стороны, подготовка, обусловленная демагогическими приемами вожака, сопровождаясь соответствующими жестами и мимикой, обусловливает однородный характер настроения, что, в свою очередь, определяет направление активного отношения толпы, ибо подъем настроения обязательно сопряжен с готовностью к действованию. Как известно, при таких условиях бывает достаточно одного слова или даже жеста, действующего наподобие приказа, чтобы толпа совершила известное деяние. Наоборот, упадок настроения есть благоприятная почва для паники, которая наступает иногда в одно мгновение под влиянием какого-либо, иногда даже вздорного, заявления или крика.