Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 87

В общем, во всех этих вопросах он показался нам более сведущим, чем его гости, хотя мы вроде бы тоже не лезли за словом в карман. С его слов мы сделали вывод, что польский народ благодарен за освобождение, ему нравятся и Красная Армия, и сама советская власть. Вот только если бы у нас не было колхозов. До конца тогда мы так и не поняли, почему поляки так люто ненавидели эту форму сельского хозяйства. Мы считали колхозы самой правильной формой сельхозпроизводства. Без них, тем более потеряв столько крепких хозяйств на Украине, в Белоруссии, да и в России, не устоять бы нам против такой силы, какой была Германия. А наша страна все-таки выстояла и оказалась способной обеспечить свою армию всем необходимым не только для успешного отпора, для освобождения не только своей земли, но уже и части Польши. В этом мы были твердо уверены и тогда, и теперь, в 21 веке, несмотря на яростные атаки современных псевдоисториков, клевещущих на коллективизацию в СССР.

Это потом, значительно позже, уже через несколько дней после Победы там, в Германии, нам показали пропагандистский фильм геббельсовского образца, оболванивавший головы и самим немцам, да и полякам тоже. Фашистская пропаганда долго, изощренно и разнузданно клеветала на Советский Союз, пытаясь разжечь и в немцах, и в поляках ненависть к нашей стране и к советским людям вообще.

Пока шла наша беседа с ксендзом, девицы поочередно (а их было, наверное, больше десятка!) мелькали туда-сюда, накрывая на стол. И когда гостеприимный хозяин пригласил нас к столу, мы просто обомлели. Такого обилия разнообразных блюд, вин и закусок никому из нас до сих пор не доводилось видеть вообще. Мы, конечно, не упустили случая. Узнали мы вкус и настоящей, фирменной польской водки «Выборовой» (отборной), и «Монопольки», которые не очень отличались от нашей «наркомовской». Многие блюда были в диковинку. Да, поляк наш не ошибся: здесь «герман» ничего «не забрав», а может, даже и добавил кое-чего.

И беседа, и застолье продлились почти до темноты. Галантно, как умели, мы поблагодарили ксендза за гостеприимство, за отменный обед и за содержательную беседу и сказали, что эта встреча нам запомнится надолго. И верно, до сих пор помнится! Вышли мы, сопровождаемые этим католическим священником и почти всеми девушками, следовавшими за нами в почтенном отдалении, вежливо попрощались с ксендзом, раскланялись и с девушками. Вернулись мы к поляку, который нас так удачно отфутболил, чтобы и его поблагодарить за добрый совет. Ну, а здесь, под действием ксендзового угощения и доброго вина, нам захотелось поговорить и с этим поляком. И поскольку уже стемнело, попросились и переночевать у него.

Тертым калачом, веселым мужиком оказался этот хозяин. На наш вопрос, почему у ксендза столько служанок, рассказал он нам солененький анекдот: «Когда Бог создавал ксендза, он запретил ему жениться, как своему наместнику на земле. Но, как смертному человеку, разрешил иметь женщину один день в году. Но то ли ксендз забыл, в какой именно день даровано Богом это право, то ли Бог не указал конкретно этого дня, так вот, чтобы не пропустить того дня…» Дал понять нам этот хитрый поляк, что не такой уж он набожный католик, как, по-видимому, и многие другие его соотечественники.

После беседы с хитрым поляком у нас, еще не остывших от застолья у ксендза, какое-то время продолжались разговоры на «внутренние» темы. Один из моих попутчиков оказался скорее не собеседником, а «сомолчальником», зато второй разговорился настолько, что проговорили мы до глубокой ночи. Из всего им поведанного я запомнил, что он и его друг были легко ранены, добрались до медпункта, им оказали нужную помощь, перевязали раны и предложили самостоятельно добраться до эвакопункта, с которого их отвезут в медсанбат. Его друг вдруг заявил, что хочет вернуться в свой взвод и помогать боевым друзьям, которых из-за того, что оба они ранены, осталось меньше, и предложил ему идти с ним, заявив: «У тебя совесть-то, наверное, еще не убита, а только тоже ранена!» И оба вернулись на линию огня, сражались, пока его друг, инициатор возвращения к боевым товарищам, не погиб, а мой собеседник получил второе, уже тяжелое ранение, с которым и попал в госпиталь.

Этот его рассказ взволновал меня тем, что я увидел лично такого бойца-переменника в штрафбате «с неубитой совестью», и убедился, что они далеко не редкость. Переночевали мы у поляка, утром позавтракали своим сухим пайком с «кавой», которой угостил нас раздобрившийся хозяин. Оставили за «каву» и ночлег баночку американского плавленого, по выражению многих, «вонючего» сыра и тронулись дальше в путь.

Как ни странно, но нашли мы свой штрафбат более или менее легко, хотя нас несколько обескураживали указки «Хозяйство Осипова-Батурина». Подумали, что рядом с нашим батальоном разместилась еще и какая-то часть неведомого нам Батурина. А оказалось, что наш комбат, полковник Осипов, решением маршала Рокоссовского переведен от нас на должность то ли командира стрелковой дивизии, то ли замкомдива. Вот это скачок! С командира батальона, пусть отдельного, тем более — штрафного, сразу на дивизию! Хотя, как мы знали, он и звание полковника получил на должности комбата штрафников.

Я уже говорил, что, как это предусмотрено положением о ШБ, наши командиры подразделений имели дисциплинарные права и возможности получать воинские звания на ступень выше, чем в обычных войсках. Комвзвода, например, имел права командира роты и звание капитана, комроты — права комбата и звание майора, комбат — права командира дивизии и звание полковника. Такова была особенность штрафбата по его правовой иерархии. Наш начштаба Василий Лозовой тоже получил повышение. На его место назначили ПНШ-1 Филиппа Киселева, моего ровесника.

Немного освоившись после долгой разлуки с батальоном, я узнал от помначштаба Николая Гуменюка о гибели в день моего ранения нескольких взводных командиров из других рот, в том числе недавно появившихся в батальоне старшего лейтенанта Пильника, лейтенантов Остапенко и Грачева. Тогда же были ранены, кроме меня, еще девять офицеров из командного состава. Ранен был в ногу, правда легко, и замкомбата, уже подполковник Кудряшов. Он отказался от госпитализации, хотя даже на короткое время покинуть этот кромешный ад штрафбатовский — было надеждой впредь не иметь более тяжелых последствий. Некоторая часть раненых уже возвратились из госпиталей и медсанбатов, и я рад был снова увидеть друзей Ванюшу Янина и Сережу Сисенкова, залечивших свои, хотя на этот раз и не тяжелые, раны.

Успел что-то узнать и о некоторых моих штрафниках. Славный мой командир отделения Пузырей выжил, и даже не был ранен, и в числе многих восстановлен во всех офицерских правах досрочно, как проявивший достойно себя в боях, и давно убыл в свою часть. Он и сейчас, так много лет спустя, стоит перед моими глазами — худощавый, подтянутый, четко очерченные губы, аккуратные усики, острый взгляд, собранность во всем, весь в движении. Сожалею, что не сохранил адреса его родственников и не смог восстановить с ним связи.

Ранен был и мой заместитель Семен Петров, который смешил всех, кто еще не знал, что указательный палец его левой руки в результате ранения, полученного до штрафбата, был укорочен на две фаланги. А смешил он тем, что прикладывал этот обрубок к ноздре и делал, якобы вращательные движения им. Впечатление этим «фокусом» производил потрясающее! О моем взводном писаре Виноградове и ординарце Евгении узнать тогда не удалось. Но, как и мой Пузырей, тогда были досрочно за боевые отличия отчислены из ШБ и тоже восстановлены во всех офицерских правах 231 человек! То есть почти все, воевавшие за Брест.