Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 156

То ли он вообще по характеру был мягок в обращении, в том числе и со своими подчиненными, то ли черная, «мехлисовская» полоса в его биографии сформировала в нем такие качества, но он выгодно отличался от многих начальников, с которыми мне приходилось за долгие годы армейской жизни иметь служебные отношения. Он знал поименно почти всех офицеров комендатуры города и районов (а всего таких районов в Лейпциге было шесть), много внимания уделял деятельности командного состава батальона охраны. Может, подумал я, опираясь на «главенствующую штрафбатовскую версию», именно поэтому он перевел в свое непосредственное подчинение меня, двадцатитрехлетнего майора, имевшего касательство к штрафбату?

Прослужил я под непосредственным началом Владимира Николаевича недолго, хотя это время было и интересным, и насыщенным событиями. Мне довелось на время его отъезда, пусть только на один день, исполнять обязанности военного коменданта Лейпцига и даже принимать американскую делегацию журналистов. Вместе с Борисовым посетить штаб Советской военной администрации земли Саксония в Дрездене и посмотреть, что сделала с этим городом авиация «союзников». Побывал я и в древнем Майсене, центре немецкого фарфора. Семьей с больным ребенком провели неделю в известном немецком курорте Бад-Эльстер. По рекомендации полковника Борисова я был включен в состав комиссии по проверке одной из комендатур на юге земли Саксония, где побывали на отрогах Альп, недалеко от границы с Чехословакией.

Однако летом 1947 года Борисова срочно отозвали в Москву. И, как оказалось, снова за какие-то дела или слова, но об этом в отдельной главе о Борисове и его антиподе Мехлисе.

После отзыва полковника Борисова в комендатуре Лейпцига произошли заметные изменения. Комендантом, кажется временно, стал бывший зам. коменданта полковник Пинчук, на мое место был назначен майор Гольдин (друг комбата Милынтейна), поменялось большинство военных комендантов районов города. Какое это отношение имело к судьбе Борисова, не знаю, но мне тогда казалось, что первопричиной этих изменений был военный комендант округа Лейпциг полковник Иван Литвин. Отчества его я не помню, но имя запомнил, потому что у него был 12-летний сынишка, которого звали Адольф Иванович. Имя это наводило на размышления, особенно если из года 1945 вычесть 12. Получалось 1933-й — год прихода к власти Гитлера. Не в честь ли этого назвал своего сына полковник Литвин?

Был этот полковник Литвин каким-то странным. Только два примера. Вызвал он однажды на срочное совещание всех комендантов районных комендатур города и командира батальона охраны, которого на время отпуска Милынтейна замещал я. И не помню уже, почему у меня не было времени переодеться в форму для строя (брюки в сапоги), и я прибыл в брюках навыпуск, которые у нас, бывших фронтовиков, только стали входить в моду. Да еще угораздило меня сесть в первом ряду. Совещание Литвин проводил в каком-то клубном помещении, на сцене которого стоял большой стол, накрытый красным сукном, а на заднем плане красовался портрет Сталина во весь рост. Заметив, что я прибыл «не по форме», Литвин стал меня отчитывать, не стесняясь в выражениях. Что я не военный вовсе, раз не ношу сапоги, и что вообще такие штаны носят только дураки и т. п.

Мне стало интересно, чем закончит он эти свои излияния, если обратит внимание на стоящий за его спиной портрет Сталина в полный рост, где тот изображен в кителе и… брюках навыпуск, хотя раньше чаще всего мы видели изображения Сталина именно в сапогах. И тогда я стал упорно смотреть не «в глаза начальству», а мимо, на портрет Генералиссимуса. В конце концов полковник проследил за моим взглядом, увидел изображение Верховного, внезапно резко оборвал затянувшееся морализование и со злостью скомандовал мне: «Садитесь!» Возненавидел он меня за это люто. И даже когда поступило распоряжение для передачи Польскому правительству списков офицеров, участвовавших в освобождении Варшавы и других польских городов, для награждения польскими орденами и медалями, моя фамилия была вычеркнута лично полковником Литвиным. Так он отомстил мне, лишив таким образом меня польского ордена, кажется, «Виртути Милитари» какой-то степени. Как я узнал потом, этим орденом или медалями другого достоинства были награждены многие офицеры, в том числе и мой друг Борис Тачаев, благо он служил не в сфере контроля полковника Литвина.

Другой памятный случай произошел сразу же после того, как военный комендант города Лейпцига полковник Борисов был отозван в Москву, в Главное управление кадров. Мы тогда подумали, что его берут на повышение, но как мы ошиблись! Нагрянувший в нашу комендатуру с проверкой полковник Литвин нашел какие-то недостатки в работе секретной части, которая подчинялась мне. Посчитав, что в этом повинен лично я, и объявив мне 3 суток ареста с содержанием на гауптвахте, он приказал немедленно отправиться на гарнизонную «губу». В ответ я заявил, что поскольку гауптвахта состоит под охраной того батальона, в котором я совсем недавно был прямым начальником всего личного состава, да он продолжает находиться и сегодня под моим контролем, то солдатам придется охранять своего начальника. А это противоречит уставу, и такое нарушение недопустимо. Полковник Литвин, кажется, позеленел от злости и несколько минут решал, как со мной поступить. Потом сказал, что завтра получу письменный приказ, и ушел.

Назавтра дежурный по комендатуре передал мне пакет, в котором был приказ и предписание отправиться для отбытия наказания в город Дебельн, что километрах в 40 от Лейпцига. Человек в общем-то исполнительный, я в тот же день, созвонившись с комендатурой, выехал туда. Военным комендантом Дебельна был полковник Иванченко, который приказал своему заместителю майору Куташонкову надлежащим образом организовать исполнение приказа военного коменданта Лейпцигского округа. А с Куташонковым мы уже были знакомы по нескольким занятиям на сборах, проводимых в масштабе округа, на которых мне поручалось выступать в роли преподавателя теории стрельбы, в чем я обладал определенными знаниями, полученными не только в училище, но и в порядке самообразования. С этим симпатичным майором, оказавшимся еще и моим ровесником, у нас сложились хорошие отношения, и условия «губы», в которых я содержался эти трое суток, были почти санаторными, включая и питание. А Куташонков обеспечил меня и чтивом, к которому я не потерял интереса. По его просьбе я согласился после отбытия «ареста», как только выберу время, приехать и провести с офицерами занятие по теории стрельбы, аналогичное тому, что проводил на окружных сборах.

У полковника Литвина с комендантом города полковником Борисовым, видимо, были сложные отношения, и как бы не без его ведома отозвали Владимира Алексеевича, так как Литвин сразу же начал расчищать «гнездо» своего тайного врага. Наверное, тогда под горячую руку Литвина попал и я, как «приближенный» к Борисову, поскольку не прошло и месяца после убытия из Лейпцига коменданта Борисова, как я был назначен «в ссылку» с фактическим понижением по должности, которая именовалась почти так же, как и в Лейпциге, но в совсем маленьком городе, которым оказался (не удивляйтесь!) тот же Дебельн.

Наверное, полковник Литвин продумал это мое назначение и решил, что он унизит меня еще и тем, что я буду служить теперь в коллективе, который был свидетелем моего «публичного» наказания с содержанием на гауптвахте. Конечно, догадается читатель, он ошибся. Поскольку это все случилось уже во второй половине 1947 года, то в Дебельне я прослужил всего несколько месяцев. В декабре 1947 года пришел приказ коменданта округа полковника Литвина о переводе меня в Союз «по плановой замене». И вскоре уже знакомый поезд «Берлин-Москва» уносил нас на восток, на родную землю Советского Союза.