Убить в себе жалость - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Нестеров cтр.№ 22

— Знаешь, — начал Яцкевич, — я не люблю выражений, которые ты употребляешь. Но дело не в этом. Я хочу рассказать тебе одну историю, которую где-то вычитал. На Востоке булатные клинки полагалось закаливать в теле сильного рыжеволосого раба. Это одна версия. Другая гласит, что охлаждать клинок следует в ослиной моче. Какой вариант тебя больше устраивает?

Сергей промолчал, гоняя желваки. Он всегда завидовал Яцкевичу, его выдержке, умению разговаривать, не впитывая в себя настроение окружающих. Андрей был вспыльчивым, умел настоять на своем; в некоторых случаях отступал от собственного мнения, соглашаясь с тем или иным взглядом кого-нибудь из команды, если чувствовал, что его позиция слабее. Это тоже положительное качество. Он был настоящим бойцом, в нем напрочь отсутствовал страх. С одной стороны, Олег прав: нужно учиться у Андрея.

Конечно, никто из команды не потерял человеческого облика, все выглядели нормальными людьми. А когда приходила пора работы, все, как один, словно влезали в чужую шкуру. Или на время выплевывали душу.

Сергей улыбнулся и положил на плечо Яцкевича руку, сказав нескладную фразу:

— Я тоже рыжеволосый. И мне не нравится ослиная моча.

Он не хотел располагать к себе Яцкевича, а тот мог подумать обратное. Впрочем, Сергея это мало тревожило.

— Серега, убери руку с моего плеча. Олег прав, тебе надо брать пример с меня. Запомни одну вещь: я равнодушно отнесусь к тому, если однажды замочат кого-нибудь из команды. А если меня спросят, где мой приятель, я отвечу, что его размазали по стене. Уяснил?

— Да.

— Я знал, что ты меня поймешь, — ухмыльнулся Яцек.

— Дело осталось за малым, — многозначительно произнес Сергей.

Когда Шустов скомплектовал отряд, полковник Рожнов, еще до представления ему отдельных бойцов, тщательно проверял и перепроверял данные на каждого, затребованные им по каналам агентурных связей, и только после этого, имея на руках пять папок с личными делами, встретился с боевиками. Он роздал им по четыре чистых листа бумаги, ручки и предложил каждому изложить письменно свои лучшие и худшие качества.

Для этого мероприятия полковник Рожнов использовал два заранее подготовленных класса в одной из московских школ. Вернее, он только распорядился, а готовили помещения специалисты из управления.

— Задача не из легких, — предупредил он группу, когда пятерка бойцов уселась за парты, — хотя на первый взгляд видится довольно простой. Я не хотел бы ограничивать вас по времени, однако вынужден дать вам всего два часа. Черновики, если таковые будут, не выбрасывать, а предоставить мне в конце второго часа. Предупреждаю: из написанного вами вы ничего не должны зачеркивать, ясно?

Члены группы одновременно кивнули.

— Вы забыли определить минимальное количество слов, — язвительно заметил Яцкевич, неотрывно глядя на стоящего возле стола полковника. Он все еще не верил, что с минуты на минуту ему придется вспомнить школьные годы и писать изложение. Затея полковника Рожнова ему явно не понравилась, он не видел в ней смысла. Ему захотелось встать и на вопрос начальника — зачем он это сделал — ответить, что, будучи в своем уме, просто составил компанию идиоту-полковнику.

— Чем меньше вы напишете, — предупредил Рожнов, строго глядя на Яцкевича, — тем больше мне это не понравится. Хочу вам заметить, что в моем списке вы на последнем месте.

— Это по алфавиту, — моментально отреагировал Яцкевич, — но не по значению.

— Да нет, именно в том приоритете, который я подразумевал. Я внятно говорю?

— Почти по тексту, — в очередной раз дерзнул Яцкевич.

— Итак, два часа, — прерывая дерзкого бойца, Рожнов вздернул рукав пиджака и отметил время.

Андрей, переглянувшись с Оганесяном, хмыкнул: два часа. Да за это время можно написать пару рассказов. И взялся за ручку.

Полковник перехватил его взгляд и ответил красноречивым взглядом: «Ну-ну, посмотрим, сколько листов ты испортишь, острослов».

Первым психанул тот же Андрей Яцкевич, когда полковник ненадолго отлучился из комнаты. Прошел всего час, а Андрей исчеркал уже все листы.

— Мы занимаемся идиотизмом! — Он подошел к Тимофею Костерину, стараясь заглянуть через его плечо. — Тимоха, ты уже похвалил себя? Дай списать, — совершенно серьезно потребовал Яцкевич.

— Мне нечем хвалиться, — ответил Тимофей, прикрывая рукой исписанные листы, — я обхаял себя как только мог.

— Черт! — выругался Яцкевич. — Что за дурацкая затея! Дайте кто-нибудь переписать! Мы же команда! — Он обвел «курсантов» взглядом. — Ну хотя бы начало. Кто даст? Олег, ты самый положительный, дай!

Шустов отрицательно покачал головой. Ему самому затея полковника показалась чересчур оригинальной. Во всяком случае, думал он, Рожнов мог бы освободить его, как командира группы, от этой писанины.

— Андрей, — позвал Яцкевича Белоногов, — спиши у меня.

— Друг! — Яцек бросился к Сергею и буквально вырвал у него из рук лист бумаги. Вернувшись на свое место, Андрей начал торопливо переписывать, изредка качая головой. — Неужели я такой плохой? — скороговоркой бросал он, то и дело поглядывая на дверь, с минуты на минуту ожидая возвращения начальника.

Рожнов сидел в соседнем классе и смотрел на дисплей. Все пять человек, снимаемые скрытой камерой, были у него как на ладони. Полковник, наблюдая за командой, делал пометки в своем блокноте.

— Что такое гетеросексуальность? — Яцкевич, подняв конспект Белоногова, полуобернулся и подозрительно осмотрел свежее лицо Сергея.

— Половая ориентация, — тут же откликнулся Оганесян, отрываясь от задания.

Брови Яцека поползли вверх.

— Что, и мне так писать?!

— Напиши, что ты — бисексуал, — предложил со своего места Тимофей. — Или трансвестит.

— Черт, я нормальный мужик!.. Ну чего вы все уставились на меня?! Может, соскоб возьмете?

Команда поддержала предложение Яцкевича дружным смехом.

— Я вообще не пойму, — продолжил негодовать Яцек, — зачем писать про половую ориентацию. Это же не качество!

— Смотря для кого, — смутно выразился Оганесян.

— Слушайте, — Яцкевич поднялся с места, — нам велено отобразить свои лучшие и худшие качества.

— «Отобразить», — с выражением повторил Костерин, по-американски положив ноги на стол. — В тебе рождается поэт.

— Тут кто угодно родится, стоит только почитать Серегино произведение. Слушай, Толстой, — обратился он к Белоногову, — я не пойму, твоя сексуальная ориентация — это хорошее качество или плохое?

— Скорее всего, это добродетель, — вставил Костерин, поведя затекшей шеей. Он уже больше часа провел, склонившись над столом. Работу он уже закончил и упражнялся, описывая свою внешность, используя при этом специальную терминологию. Он отметил свою прямую спину, правильную линию плеч, нормальный размер противокозелка, невыраженную носогубную складку, впалые щеки, радужную оболочку глаз, которая выделялась глубокой синевой…