Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки - читать онлайн книгу. Автор: Джон Шелби Спонг cтр.№ 31

Чистилище, как видно из названия, было призвано очищать. Само по себе оно предлагало каждому потенциальное избавление от вечной кары – как говорили, цену, которую мы обязаны заплатить за свои прегрешения. Вместо вечной кары, обрекающей нас на вечные муки, чистилище становилось местом ограниченных во времени страданий и тем самым «смягчало» приговор. Достаточно настрадавшись и, как считается, уплатив цену, которую мы заслужили своей порочной жизнью, мы могли избежать адских мук и пройти в рай как очищенные от грехов (или искупившие их) и явно раскаявшиеся люди. Детали варьируются, но в целом идея награды и наказания присутствует и в католической, и в протестантской версиях христианства. Угроза ада и обещание рая были реальными и веками формировали учения традиционного христианства. Невозможно понять власть инквизиции в католичестве или силу проповеди «возрожденцев» в протестантской Америке, если не понимать силы идей рая и ада – и страха, связанного с этими идеями.

Если рай и ад понимались таким образом, они относились не столько к воспринимаемой нами вечной участи, хотя, несомненно, были ее элементом, сколько к утверждению права религиозных институтов управлять поведением людей в этой жизни. Следовательно, яркие образы обоих посмертных пунктов назначения были не чем иным, как мощными инструментами для построения земной власти Церкви. Когда это постепенно стало ясно, чему, я уверен, весьма способствовала алчность Церкви при продаже «индульгенций», призванных сократить время пребывания души в чистилище, оба образа начали медленно, но верно приходить в упадок. Сегодня они – скорее память, нежели реальность; они болтаются на периферии религиозных институтов, как огромные сдувшиеся воздушные шары, способные влиять на жизнь разве что неврастеников. Упадок этих образов стал шагом на пути к раскрепощению человеческого духа, чему, как мне кажется, большинство людей были только рады.

Но если исключить награду и наказание из разговоров о жизни после смерти, сама по себе эта концепция для многих людей почти лишена прочего содержания – настолько глубоко эти образы повлияли на их представления о вечности. Отсюда вытекает мое первое и, надеюсь, очевидное заключение. Идеи, не имеющие никакого отношения к жизни после смерти, но самое прямое отношение – к управлению человеческим поведением здесь и сейчас, попросту недостойны людей, независимо от их религиозности. Страх никого не сделает святым или праведником. Никто не станет целостным, если пообещать ему награду за хорошее поведение. Значит, в дальнейших рассуждениях о жизни после смерти нам следует избавиться, как от балласта, от концепций награды и наказания в целом, отказаться от них как от примитивных, деструктивных, враждебных и, наконец, неправдоподобных. В светском мире это было сделано уже давно. Теперь пришло время высказаться на ту же тему религиозным голосам, причем сделать это со всей решительностью ^[38].

Если цель любой религии – улучшение жизни, тогда нам необходимо признать, что этой цели никогда не достигнут награды, которые сулит религия, и наказания, которыми она пугает. Тактика управления поведением неизменно подавляет жизнь. Речь не идет о том, чтобы стать человеком или целостной личностью – только о том, чтобы стать или быть религиозным, об обретении конкретного преимущества. Акценты расставлены совершенно неверно. Такие представления о жизни после смерти – не что иное, как еще один аспект движущей людьми потребности выжить. Дело в том, что, если мы с вами проживаем жизнь, стремясь попасть в рай или избежать вечных мук ада, нам не уйти от основополагающей жизненной эгоцентричности, такой естественной для ориентированных на выживание существ, наделенных самосознанием. В таких представлениях о жизни после смерти нет ничего хорошего. С ними следует попрощаться, как и с персоналистическим Богом награды и наказания, каким бы ни было для нас это божество. Это продукт инфантильной религии, продолжающий существовать у незрелого человечества. Его менталитет породил религию, в которой я не нахожу ничего достойного внимания и сохранения. Зато ее вред колоссален. Ее плоды были минимальными. Рай и ад в том виде, какими нас учили представлять их, должны исчезнуть!

На протяжении всей истории западных стран мы дополняли наши представления о загробной жизни, контролирующие поведение, разнообразными и вторичными «образами блаженства». Другими словами, мы наполнили загробную жизнь содержанием на основании наших человеческих потребностей, какими они виделись нам. То, чего людям недостает в жизни, должен был обеспечить созданный нами образ рая. Прошу заметить, что это по-прежнему упражнение в эгоцентричности и мотивацией для него служит стремление выжить. Я упомяну только три из этих образов блаженства – их хватит, чтобы проиллюстрировать мою мысль.

Одно из самых ранних описаний рая, «земля, где течет молоко и мед», – христианская адаптация идеи, порожденной историей раннего иудаизма. Евреи, блуждающие по пустыне после побега из египетского рабства и гадающие, хватит ли им еды, чтобы протянуть еще день, стремились, согласно этому древнему библейскому повествованию, в то место, которое называли «землей Обетованной», где еды вдоволь. Географически эта земля находилась, как было сказано, «за Иорданом». Христианство приспособило этот иудаистский образ к своим обстоятельствам и потребностям. В первые годы первого столетия христиане тоже считали себя сбежавшими от гонений в этой жизни, поэтому также мечтали о том, как переправятся через Иордан и попадут в землю Обетованную, которую стали называть раем. «Молоко и мед» изначально были буквальным исполнением мечты голодных детей Израиля, а для христиан они стали символом блаженства. Даже если нам рацион из молока и меда кажется бедноватым, он соответствовал стремлению евреев выжить. Христиане просто лишили этот символ буквализма, а затем возвысили и гиперболизировали его, сделав символом вечности. Рай стал местом, где преображались потребности человека и сбывалась мечта о достижении блаженства.

Вторым популярным образом блаженства, который наполнил слово «рай» новым содержанием, стали представления о нем, как о месте, где не будет «ни скорби, ни печали, ни разлуки, ни смерти». Этот образ вырос прежде всего (по крайней мере, в истории христианства) в период гонений, однако и тогда, как и теперь, он был в высшей степени притягательным для человека. Смерть и разлука хоть и являются неотъемлемыми составляющими жизни в целом, во времена гонений на христиан ежедневно наносили людям травмы: распадались семьи, близких сажали в тюрьму и даже казнили. Однако этот образ сохранился на более длительный срок, чем продолжались гонения, поскольку человеку не требуется прожить много лет, чтобы осознать: никакая жизнь не избавлена от печали, скорби и смерти. Тот, кто умирает рано, узнаёт меньше страданий, но сама преждевременная смерть рассматривается как признак трагедии, несбывшихся жизненных надежд, вдобавок для близких покойного она становится тяжелой утратой. Тот, кто умирает поздно, успевает похоронить самых любимых и близких, а такие события означают мучительные страдания. Близкие отношения, полные любви, сменяются зияющей пустотой. Не надо мыслить негативно, чтобы понимать: любая жизнь, в которой присутствует самосознание, по своей натуре в конечном счете трагична. Рано или поздно Мать-Природа уничтожает всех своих детей.