— Три плюс шесть — в итоге девять, — продемонстрировала Чужая знание математики за первый класс московской школы, после чего добавила: — Не просто правильное — идеальное сочетание чисел!
— Странно только, что так мало, — задумчиво заметил Светлов. — Из шестидесяти-то человек!
— В самый раз, — заверила его собеседница.
Завершив череду преображений, необходимых для вторжения в сознание пленников, она остановилась на личине Дили, к которой упорно возвращалась из раза в раз. Олег хотел было устроить ей по этому поводу выговор, но затем, передумав, махнул рукой: ладно, пусть пока ходит так, раз уж ей это зачем-то нужно — лишь бы Галя не видела.
Распрощавшись с Чужой, Светлов заглянул в столовую, где застал спорящих Мамая и Тагаева. Стас явно был чем-то весьма рассержен и не стеснялся это демонстрировать, Тимур старался держаться спокойно и голоса не повышал, но сверлил оппонента глазами с яростью, сдержать которую в узде ему, похоже, стоило немалых усилий. Если бы не разделявший юношей стол-под-часами, не ровен час, могло дойти и до рук.
— Кто тебе позволил, в конце концов?! — разобрал Олег реплику Мамая, переступив порог.
— А кто мне мог запретить? — поинтересовался Тагаев, нервно теребя пальцами ссадину на скуле — убирать ее в медотсеке он почему-то не стал. — Уж не ты ли?
— А хотя бы и я! — взревел Стас.
— Не в этот раз!
Последнее, что сейчас хотелось Светлову — это вмешиваться в их конфликт, но просто сесть за стол, сделав вид, будто ничего необычного не происходит, было бы с его стороны по меньшей мере странным, и, вздохнув, Олег направился к спорщикам.
— Так, горячие эстонские парни, брейк! — призвал он их, приблизившись. — Что не поделили?
Юноши синхронно обернулись, и в какой-то миг Светлову показалось, что сейчас оба накинутся с кулаками уже на него, но Мамай тут же снова перевел взгляд на Тимура.
— Самовольства я не допущу! — процедил он. — Так и знай!
— Что случилось? — снова спросил Олег.
— Ничего, — буркнул Тагаев. — Ничего — не считая того, что Настю покусала инопланетная тварь — а всем здесь, похоже, пофиг!
— Мне не пофиг, — поспешил заверить его Светлов. — Да и другим, уверен, тоже, но…
— Этот идиот ходил к ней в бокс! — гневно перебил его Мамай. — Без спроса и без оружия! А если бы она там на тебя набросилась, как на нас ночью?!
— Но не набросилась же! — скривился Тимур. — К тому же, за дверью меня страховали.
— Кто? — быстро спросил Стас.
— Неважно.
— Очень даже важно: кто еще у нас тут такой безголовый?!
— Так и знал, что не нужно лезть к нему с вопросами, — вздохнул Тагаев, поворачивая голову к Олегу.
— А что за вопросы? — осведомился тот, надеясь, что это уведет разговор в сторону, и страсти хоть немного поутихнут.
— Да бред какой-то! — раздраженно бросил Мамай. — Чужая ему снова не угодила!
— Во-первых, не мне, — покачал головой Тимур. — А во-вторых, не не угодила. Вот хоть ты мне ответь, — попросил он Светлова. — Для Чужой имеет какое-то значение капитанское кольцо Крепости Росс?
— Конечно, — кивнул Олег. — Для нее это что-то вроде царских регалий. Символ высшей власти страты, в которую ее приняли. А что?
— Да просто Настя тут фразу мельком обронила… — в сторону разговор уходить не желал совершенно. — Сказала: наденьте капитанское кольцо Крепости и потребуйте у Чужой отчета…
— Настя твоя говорит теперь только то, что хочет трутень! — снова взъярился Стас.
— Это не так, — отрезал Тимур.
— Именно что так! Один монстр копает под другого! Только первый — наш злейший враг, а вторая доказала преданность!
— Погоди, — нахмурился Светлов. — А в чем, собственно, проблема надеть кольцо и поговорить с Чужой?
— В том, что этого от нас почему-то хочет тот трутень! Которого, кстати, вы с Журовой и привезли на планету! — бросил Мамай в лицо Тагаеву.
— Не вижу, чем такой разговор может нам навредить, — пожал плечами Олег, не давая Тимуру ответить на нелепое, явно выдвинутое в запале обвинение.
— Мало ли чего ты не видишь!
— И все же, почему бы так не поступить? Уверен, Чужая не обидится!
— А вот пес ее знает! Впрочем, охота фигней страдать — страдай, а я — пас! — состроил презрительную гримасу Стас. — Чем бы дитя ни тешилось!.. Кольца из Крепости в рубке, в нише перед капитанским креслом. Доступ там общеофицерский, так что откроешь, — кивнул Стас на широкий ободок на пальце Олега.
— Лады, — поспешил ковать железо, пока оно горячо, Светлов. — Сейчас же и займусь. Пойдешь со мной? — спросил он у Тимура.
— А надо? — уточнил тот, неприязненно косясь на Мамая.
— Надо, — заверил он Тагаева. Снова оставлять этих двоих наедине, пожалуй, не стоило.
— Как скажешь, — не стал упрямиться Тимур.
— Идите, — оставил за собой последнее слово Стас. — Но к нашему разговору мы еще вернемся! — не преминул пообещать он кавказцу.
Ответом его Тагаев не удостоил, чему Олег был только рад.
Вопреки невысказанным опасениям Светлова, разыскивать Чужую по всему форту им не пришлось: они с Тимуром застали ее в рубке, где в компании Ани Руденко та увлеченно беседовала о чем-то с Шиппи — местной всезнайкой-голограммой. Личина на трутне по-прежнему была Дилина.
— Не помешаем? — из вежливости осведомился Олег, входя.
— Мы как раз собирались на обед, — ответила, обернувшись к двери, Аня.
— Тогда — приятного аппетита, — усмехнулся Светлов. — А вот тебя попрошу ненадолго задержаться, — сказал он Чужой, деловито проходя мимо нее к капитанскому креслу.
— Охотно, если это необходимо страте, — заявила «Диля».
— Разумеется, необходимо, — отперев нишу в стене, Олег нашел глазами россыпь колец Крепости Росс (дабы не перепутать с хранившимися по соседству американскими, под ними лежала салфетка с соответствующей надписью) и, выудив самый широкий из ободков, надел его на палец впритирку с тем, что там уже сидел. — Совершенно необходимо, — продемонстрировал Светлов руку Чужой.
— Как будет угодно Всемогущему, — тут же почтительно склонила голову та.
Примерно на такую реакцию Олег и надеялся.
— Присядь, пожалуйста, — указал он трутню на один из стульев возле окружавшего Шиппи стола.
«Диля» подчинилась. Двигалась она при этом как-то скованно — словно на плечи ей вдруг взвалили тяжелый, давно забытый груз.
— Если ко мне нет вопросов, я вас пока оставлю, — произнесла между тем из центра помещения Шиппи. По-русски она говорила с заметным, быть может, даже несколько нарочитым акцентом. Мамай, к слову, считал, что так она выражает москвичам свое презрение, и Викторианской голограмме не доверял.