Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена - читать онлайн книгу. Автор: Николай Горбунов cтр.№ 2

Если такое творилось вдали от родных берегов, то можно себе представить, как Андерсену доставалось, пока он маячил в столице у всех на виду. Немудрено, что на этой почве болезненно честолюбивого поэта затянуло в глубокий творческий кризис. К счастью, пришли на помощь друзья и покровители и в 1833 году буквально вытолкали Андерсена в большую заграничную поездку, предварительно поддержав его ходатайство о получении королевской субсидии (иначе у него бы просто не хватило денег). Вот тут-то все и началось.

Поездка, длившаяся больше года и охватившая целых шесть стран — Германию, Францию, Швейцарию, Италию, Австрию и входившую тогда в ее состав Чехию, дала Андерсену целительный глоток свежего воздуха. Друзья отмечали, что он стал солидным, женщины — что веселым и даже шаловливым, а это ли не верный признак того, что человек наконец «нашел свой поток»? Прямым же доказательством тому стал шумный успех «Импровизатора» (1935) — полуромана-полусказки об удивительной судьбе поэта на фоне упоительной, влюбившей в себя Андерсена на всю жизнь Италии. А «на сдачу» от «Импровизатора» в том же году родился первый андерсеновский сборник сказок.

Как это часто бывает со всем неординарным, мнения по поводу сборника разделились. Публика приняла его очень тепло, а вот с официальным признанием и выделением законного места в датской литературе все шло не так гладко. Жанра литературной сказки на тот момент еще толком не существовало, Андерсен изобретал его на ходу, а на каждый эксперимент у консервативно настроенных критиков (да и не только критиков) мгновенно находилось свое прокрустово ложе стереотипа. Особенно острый зуд у них вызывала непривычная двухслойность сказочной реальности Андерсена — взрослые мысли в детской обертке. А тут еще и автор, как тот мужик у Салтыкова-Щедрина, сам свил себе веревочку, озаглавив сборник «Сказки, рассказанные детям». Содержание книги никак не вязалось с традиционными представлениями об означенном жанре и нуждах детской аудитории, за что незадачливому сказочнику тут же досталось на орехи — например, от журнала «Даннора»:

Много позже на детских книгах с подобной многослойной реальностью, написанных качественно валявшими дурака взрослыми с академическим образованием, вырастет не одно поколение, имеющее под рукой цитаты на все случаи жизни. В каком-то смысле мы обязаны этим А. П. Чехову, не признававшему детскую литературу как жанр и не стеснявшемуся при случае отполоскать собеседника на этой почве. Вот, например, что он писал издателю Г. И. Россолимо в ответ на просьбу прислать несколько детских рассказов для сборника:

Но копенгагенские критики середины XIX века Чехова не читали, и Андерсену пришлось выкручиваться самому. Предвосхитив известный афоризм капитана Врунгеля, он начал «ребрендинг» с названия. Несколько последующих сборников получили заголовок «Истории», который сменился затем на более гибкое «Сказки и истории», как бы давая читателю свободу самостоятельно классифицировать каждый конкретный текст. Вот как комментировал это сам писатель:

Сменой названия, однако, дело не обошлось — потребовалась также длительная просветительская работа: Андерсен многократно объяснял свой выбор целевой аудитории, свирепея всякий раз, когда его называли детским писателем. Это хоть и принесло свои плоды, но абсолютного успеха он так и не добился — осколки «троллиного зеркала» дают о себе знать до сих пор. В последний раз Андерсен убедился в этом лично, когда незадолго до смерти к нему явился скульптор для утверждения проекта памятника, задуманного к его семидесятилетию; устроив скульптору разнос, Андерсен потом записал в дневнике:

Не будучи искушенным в искусстве информационных войн, Андерсен ограничился полумерой, попросив исключить детей из композиции. Жители же города Оденсе впоследствии прислушались к словам земляка и даже пошли дальше, украсив новый отель Radisson Blu на площади Доминиканцев (построенный на месте того самого театра, где Андерсен мальчиком помогал расклеивать афиши) жутковатой скульптурной группой: у входа сидит сам Андерсен в дорожном плаще, с тростью и саквояжем, а козырек подъезда поддерживают три литые колонны, кишащие героями его фантазий. Отрешенная Русалочка с кинжалом в руке. Кроткая жаба у печки. Болезненно зажмурившийся Руди в объятиях Бабетты (или самой Девы льдов?). Балерина в ломаном, неестественном вертикальном шпагате. Невольно пробирает холодок, и через мгновение догадываешься — дело не только в топящей тебя эмоциональной волне, а еще и в том, что осознаешь себя тем Абрамом, которому Рабинович насвистел Моцарта. Мы всегда кичились тем, что наши Шерлок Холмс, принц Флоризель, Винни-Пух и донна Роза д’Альвадорец глубже и тоньше заморских оригиналов, но по части Андерсена датчане нас уделали, как котят (достойным их соперником можно назвать разве что нашего художника Оскара Клевера). После таких сказочных персонажей хочется, как после оригиналов Босха, присесть и отдышаться. На то, видимо, и был расчет — скамейка там тоже есть. С человеческими ногами.

Но памятники были потом, а началось все именно с путешествий. Спустя три года после первого из них Андерсен отправился во второе, еще через два — в следующее, а дальше его было уже не остановить — писатель не сидел на месте почти до самой смерти. Его не смущал даже собственный «топографический кретинизм» в опасном сочетании с незнанием иностранных языков. Эдвард Коллин описывает случай, когда однажды в Лондоне Андерсен, заблудившись, показал полисмену бумажку, на которой — как он думал — был записан нужный ему адрес, и… оказался в участке, откуда, не приди на помощь датский консул, ему светила прямая дорога в сумасшедший дом. Выяснилось, что он все сделал правильно, кроме одного: вместо таблички с названием улицы срисовал надпись со знака «Афиши не клеить». Ну а что — так ведь даже интереснее.