Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена - читать онлайн книгу. Автор: Николай Горбунов cтр.№ 15

Галерея флорентийской Академии изящных искусств, или попросту галерея Академии (Galleria dell’Accademia), — не меньшая когнитивная катастрофа, чем галерея Уффици. Возможно, и хорошо, что Андерсен упоминает ее только в контексте воображаемой выставки — иначе там тоже можно было бы увязнуть навсегда.

Для полного погружения хотелось бы, конечно, чтобы описанная Андерсеном выставка была настоящей, а картины главного героя имели реальные прототипы. Все возможности для этого были: Андерсен был в галерее Академии (правда, не в 1834, а в 1833 году — за год до выставки, на которую он ссылается в «Бронзовом кабане») и запросто мог «срисовать» работы своего персонажа с увиденных экспонатов. Подтвердить это предположение можно было только одним способом — изучив каталоги выставок галереи за 1833–1834 годы (ведь оцифровано в современном виде еще далеко не все, да и поиск по картинкам работает через пень-колоду). Работы это, конечно, сулило невпроворот, но соблазн раскрыть тайну «Бронзового кабана» был так велик, что пришлось искать способы — а кто ищет, тот, как водится, всегда найдет.

При активной поддержке одного видного флорентийского искусствоведа (а по совместительству — любимой троюродной сестры) мне удалось добраться до архивов Академии и взглянуть на документацию за 1833–1834 годы — антикварный «кирпич» в несколько сотен страниц красивого рукописного итальянского. Сестра потом благодарила за интересно проведенное время и новые профессиональные знакомства, но опыт, как известно, — это то, что мы получаем, не получив результат. В документах, увы, оказались упомянуты только выставки тематических конкурсов, но никаких кабанов и собачек с полотен андерсеновского героя там и близко не лежало. На этом поиски пришлось свернуть и, скрепя сердце, признать картины выдумкой сказочника — хотя верится, конечно, с трудом.

Впрочем, частные неудачи — не повод игнорировать галерею Академии, даже если ты не искусствовед и вооружен только своим первичным восприятием. Идти туда стоит в любом случае, как минимум ради микеланджеловского Давида. Мраморный оригинал ослепителен, он размазывает и сворачивает в трубочку, от него хочется то ли восторженно остолбенеть, то ли прижать уши и забиться в угол. Копия, что стоит на площади Синьории у входа в палаццо Веккьо (Palazzo Vecchio), по сравнению с ним аморфна, уныла и тускла. Колорита оригиналу добавляет и веселая компания других, незавершенных, скульптур Микеланджело, выставленная в соседнем коридоре, который оттого становится похож на лабораторию по клонированию из «Чужого-4». Описывать остальное не имеет смысла: так ли ценно искусство вне контекста истории искусств? Главное — бронируйте билеты заранее, лучше за пару месяцев, а то рискуете не попасть. И берите в гиды искусствоведа (или, как мы, трех). Это, кстати, ко всей Флоренции относится.

Из галереи Академии — прямая дорога по Виа Рикасоли (Via Ricasoli) до собора Санта-Мария-дель-Фьоре (La Cattedrale di Santa Maria del Fiore), и здесь можно было бы продолжить с новой силой, но у Андерсена, как впоследствии у Кортнева, «внезапная смерть героя разрушает идиллию».

Когда сказка неожиданно обрывается, начинаешь недоумевать: подождите, это что, вся Флоренция? А где история про купол Брунеллески? Где смотровые башни, где тайный подземный ход внутри плотины Святого Николая, где Понте Веккьо, где панорама с площади Микеланджело и церковь Сан-Миниато-аль-Монте? Но потом понимаешь: нельзя написать книгу, в которую Флоренция влезла бы целиком. Каждая книга будет давать свой срез в зависимости от того, о чем она, кем и когда написана. Потому что Флоренция — фрактальна, а литература — нет. И это хорошо, потому что значит, что мы сюда еще вернемся. Как и Андерсен.

Дания: Хельсингёр

Хольгер Датчанин стал сказочным героем задолго до Андерсена — причем самое интересное, что даже не стараниями датчан. Он многократно фигурирует во французской средневековой романтической литературе (впервые в «Песни о Роланде») как вассал и соратник императора Карла Великого. Французы называют его на свой манер Ожье, но с обязательным добавлением «Датчанин», ведь по одной из версий он был сыном датского короля Гудфреда — того самого, что построил Даневирке (Dannevirke) — «Великую ютландскую стену», призванную оборонять Данию от вторжений с юга.

Впрочем, давайте по порядку.

Начинается легендарная история Ожье Датчанина там же, где и заканчивается, — в подземелье. Дело в том, что Гудфред, отец Ожье, все свое правление посвятил борьбе против империи франков. Став королем, он первым делом начал готовить вторжение в Саксонию, на что Карл Великий решил ответить симметрично: Ожье, состоявший на тот момент у императора на службе, как сын потенциального агрессора был взят в заложники и посажен в темницу. Это немного охладило пыл Гудфреда, и конфликт временно угас.

https://goo.gl/xdx0LJ

Отсканируйте QR-код, чтобы открыть электронную карту

Долго сидеть в темнице, однако, Ожье не пришлось: Карл Великий как раз в то время готовил поход против сарацин, и разбрасываться крепкими воинами было негоже. Незадолго до выступления Ожье заводит роман с дочерью тюремщика и приживает с ней бастарда, после чего со спокойной совестью уходит в поход и совершает там множество ратных подвигов, за что получает от Карла полное прощение (как будто он чем-то провинился). За двадцать лет, проведенные Ожье в походе, его сын успевает вырасти и стать пажом при дворе. Впоследствии из этого выходит некрасивая история: сын Карла Великого предлагает ему сыграть в шахматы, но с треском продувает и, вспылив от обиды, проламывает ему череп шахматной доской (привет «Джентльменам удачи») ^[17]. Ожье требует от Карла справедливости по принципу «кровь за кровь», но вместо нее напрашивается на изгнание. Ничего не поделаешь: что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Изгнанный Ожье в конце концов находит приют у лангобардов, а когда в их земли вторгаются войска Карла Великого, из чувства мести возглавляет сопротивление. Изрядно потрепав захватчиков, сопротивленцы все же терпят поражение, и Ожье снова оказывается у Карла в темнице. И тут, откуда ни возьмись, появляются сарацины, прознавшие, что их заклятый враг Ожье Датчанин теперь в лютой немилости, а значит, бояться больше нечего и можно спокойно идти бить франков. Карл понимает, что без Ожье ему сарацин не одолеть, и выпускает узника на свободу. Верный своему долгу (у вас глаз не дергается еще?), Ожье соглашается встать во главе войска и вновь разбивает сарацин, за что получает еще одно, теперь уже полнейшее, прощение, несметные богатства и английскую принцессу в жены.