Тут в гости к Лучани приехал его приятель и университетский однокашник, чернокожий епископ из Бурунди. И поведал, какие тяготы и лишения африканской жизни претерпевают тамошние его прихожане. Сердце Альбино наполнилось жалостью. И хотя помочь материально он был не в состоянии, зато сразу же снарядил экспедицию из миссионеров-добровольцев, коих послал голодающим афрокатоликам в качестве пищи. Духовной, разумеется. А потом и сам к ним поехал. Путешествие укрепило его решимость бороться с бедностью в странах третьего мира, а равно и мускулы, поскольку приходилось постоянно вытаскивать из болота застрявший среди бегемотов джип.
Домой из Африки Лучани в целях экономии летел с пересадкой в Португалии. Потому, пользуясь случаем, заехал к сестре Лусии. Сестра Лусия была чрезвычайной и полномочной святой по связям с Мадонной. В 1917 году в составе делегации из трёх детей – двое других сразу же после этого умерли, что, впрочем, не помешало им тоже стать святыми – неподалёку от португальской деревни Фатима она удостоилась личного визита Девы Марии. Которая открыла ей три секрета.
Первый из них гласил: Ад существует. Все, кто будет плохо себя вести, попадут прямиком в него.
Второй был таким: чтобы не было большой войны, нужно безотлагательно провести обряд посвящения России непорочному сердцу Мадонны. Не очень, правда, понятно, почему Дева Мария возложила эту ответственную миссию на десятилетнюю девочку с задворков Южной Европы, а не воспользовалась услугами более серьёзной организации, ну, скажем, – русского правительства или, допустим, Лиги Наций… Как бы там ни было, Лусия по рассеянности и малолетству всё перепутала и вспомнила о поручении лишь двадцать четыре года спустя, в 1941 году. Благо как раз в тот момент португало-испанскому католицизму срочно понадобилась какая-нибудь свежая объединяющая идея по борьбе с мировым коммунизмом.
Третий же секрет был настолько секретным, что секретные ватиканские службы его сразу же засекретили.
В общем, сестра Лусия сказала Альбино Лучани:
– Мадонна просила передать: быть тебе папой римским. Но когда ты им станешь – прольётся кровь!.. Кровь!..
– Уфф!.. – облегчённо вздохнул тот. – Как хорошо, что Падре Пио успел Войтыле очередь на папство занять. А то б я уже переживать начал.
Тут как раз, в августе 1978 года, умер папа Павел VI (это был уже другой папа, не тот, который скончался несколькими абзацами выше). Оба наших епископа к тому моменту уже дослужились до кардиналов, а потому отправились участвовать в выборах нового понтифика. Войтыла поехал на велосипеде, Лучани – на машине. Машина у него была старенькая и ржавая и при подъезде к Риму сломалась. Епископ сдал её механику с наказом чинить побыстрее, дабы, исполнив кардинальский долг, он мог без промедления вернуться в Венецию к своей пастве.
В те времена ватиканские кардиналы делились на две партии: консерваторов и либералов. Первые отстаивали традиционные католические ценности – ловлю и последующее сжигание ведьм на кострах. Вторые полагали, что с ведьмами надлежит бороться новым инновационным способом. Нужно разрешить им друг на друге жениться. Поскольку же однополые пары детей иметь не могут, постольку чем больше будет ведьм – тем меньше их будет. А для верности нужно ещё аборты и контрацепцию разрешить. Обе партии, разумеется, друг друга терпеть не могли и каждая имела своего кандидата на папство.
Альбино Лучани ни к той, ни к другой фракции не принадлежал. У него вообще была собственная особая идея: нужно, дескать, избрать папу не-итальянца. Это, мол, сразу же решит все проблемы стран третьего мира.
– Надо же, какой молодец этот Альбино! – сказали африканские и южноамериканские кардиналы. И принялись голосовать за него. Тут на Лучани обратила внимание и итальянская часть курии. Консерваторам он понравился, поскольку не был либералом, а либералам – поскольку не был консерватором. Решающую же роль, по слухам, сыграло ватиканское лобби автомехаников, которые никак не управлялись к сроку починить его колымагу.
И не успел Альбино оглянуться, как превратился в папу Иоанна Павла I. Чему изумился настолько, что в историю вошёл под прозвищем Papa del sorriso – «Улыбающийся папа», ибо с тех пор ходил и беспрестанно улыбался.
С точки зрения всех заинтересованных сторон, свежеизбранный папа казался хорошим компромиссом. Вот только у него самого на этот счёт мнение было иным. Вы поезжайте в Монтанер и спросите там, как Альбини Лучани шёл на компромисс. Это опера, как он на него шёл!..
Начал понтифик с борьбы с папскими – то есть своими собственными – привилегиями. А именно: стал называть себя не как положено, в третьем лице – «мы, папа Иоанн Павел», а по-простецки – «я, папа Иоанн Павел». Да ещё и короноваться наотрез отказался. Сколько ни просила его курия: «Наденьте, Ваше Святейшество, тиару! Холодно на улице, не дай бог, уши отморозите!» – ни в какую не соглашался. Он и на папский трон поначалу не хотел залезать, ограничившись простой табуреткой. Верующие, однако, пожаловались, что табуретка низенькая и на ней им папу плохо видно. Так что трон устоял.
Затем Иоанн Павел сообщил пастве, что Отец наш небесный – хотя и действительно отец, но в то же время скорее мать. Догмам церкви это, в принципе, не противоречило. Но реакцию вызвало неоднозначную. Наиболее непримиримые ортодоксы даже начали поговаривать о ереси.
Самое же страшное – папа всерьёз вознамерился помогать бедным из стран третьего мира. Проблема заключалась в том, что отдельные представители папской курии в те времена исходили из предпосылки, что все бедные, конечно, бедны… Но некоторые – беднее. Наиболее же, с их точки зрения, несчастные и обездоленные проживали на Сицилии и поголовно состояли в профсоюзе работников ножа и топора, широко известном под названием Коза Ностра. Все добытые потом и кровью – в основном кровью – трудовые лиры эти бедолаги отсылали в банк Ватикана, где их заботливо отмаливали и отмывали, а затем, уже чистенькими и освящёнными, возвращали сицилийцам. Назывался этот молельно-прачечный комбинат «Институтом религиозных дел», а заведовал им кардинал Пол Марчинкус.
С Марчинкусом Альбино Лучани был на ножах ещё со времён епископства, когда хитроумный кардинал, не поставив в известность местную епархию, умыкнул у неё венецианский католический банк и передал его своему приятелю банкиру Роберто Кальви. Нет, Христос, конечно, велел делиться. Но с бедными. А Кальви на бедного не тянул при всем желании. Да и вообще, слова «католический» и «банк», входящие в состав одного словосочетания, Лучани до крайности смущали. Он бы предпочёл свести хозяйственно-финансовую активность церкви к минимуму, сделать её максимально прозрачной, а излишки доходов перераспределять в пользу нуждающихся. И договорился аж до того, что частная собственность, дескать, – не такое уж незыблемое право.
В общем, скромный и застенчивый улыбающийся папа на поверку оказался подрывателем устоев и нарушителем спокойствия.
29 сентября 1978 года, около 5 часов 30 минут утра, секретарь папы, не найдя, по обыкновению, Святейшего Отца в молельне его личных апартаментов, направился в спальню и обнаружил понтифика лежащим на постели мёртвым при включённом свете и с книгой в руках. Незамедлительно вызванный врач констатировал, что смерть наступила в районе 11 часов вечера в результате острого инфаркта миокарда.