Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого - читать онлайн книгу. Автор: Казимир Валишевский cтр.№ 43

Генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин

Апраксин был победителем при Гросс-Эгерсдорфе (19 августа 1757 г.). Впав потом в немилость и будучи отдан под суд за то, что он отступил после этой победы, он умер от удара во время первого допроса.

Его преемник, граф Уильям Фермор, англичанин по происхождению, был, по-видимому, более одарен, в особенности как инженер, хотя он и не блеснул своими дарованиями под Цорндорфом, но когда ему, в свою очередь, пришлось уступить место Салтыкову, то французский военный агент Монталамбер в следующих словах выразил свое удовлетворение по этому поводу. «Хотя Салтыков далеко не умелый и не предприимчивый генерал, мы все же предпочитаем его Фермору, который, не обладая точно так же ни военными талантами, ни знаниями, гораздо менее добродушен и, по слухам, совершенно предан нашим врагам». Я не решился бы привести здесь единоличное мнение, как бы обоснованно оно ни казалось. Но месяц спустя, обсуждая предпочтительность одного генерала перед другим, Эстергази сослался на трудность выбора «между изменником и глупцом».

Александр Рослин. Портрет графа Захара Григорьевича Чернышёва. 1776 г.

Это не помешало, однако, Салтыкову нанести Фридриху самое кровавое поражение, когда-либо испытанное Розбахским героем. Но Салтыков не лучше своего предшественника сумел воспользоваться победою, и Елизавета в отчаянии обратилась к своему прежнему любимцу, Александру Борисовичу Бутурлину. О нем Эстергази, со свойственной ему резкостью выражений, тотчас же написал, что Бутурлин «опять-таки идиот, ничего не понимающий в военном деле». Ему вторит и Лопиталь: «У Бутурлина нет ни ума, ни талантов. Он воевал лишь с персами и татарами и внутри России. Он пьяница и невежда».

Эти оценки энергично опровергаются большинством русских военных писателей, в глазах которых все эти генералы, побеждавшие Фридриха или доблестно сражавшиеся с ним, достаточно ясно доказали, что они способны были меряться силами с великим полководцем. Если же я не только указал противоположные мнения, но и присоединился к ним, то лишь потому, что помимо целого свода трудно устраняемых свидетельств, они подтверждаются самими фактами, которые я ниже изложу.

Сподвижник Бутурлина, граф Захар Григорьевич Чернышев, по-видимому, один проявил в рядах высшего командования ум и доблесть военачальника. Впрочем, заслуга блестящих военных подвигов, совершенных им, может быть, должна быть отчасти приписана его неизменному боевому товарищу австрийцу Лаудону. Кампания Семилетней войны, с другой стороны, обнаружила таланты будущего «русского Тюренна», как его называет Карамзин, Петра Александровича Румянцева, великого полководца следующего царствования – и сына сонливого старика и любителя покушать, о котором писал Претлак в 1746 г.

Но то были лишь младшие офицеры. Фридрих не знал их. Относясь с пренебрежением к их иерархическим начальникам, «дуракам, идиотам» или корыстолюбцам, каким был явно другой товарищ по оружию Чернышева, Тотлебен, Фридрих совершал крупную ошибку: вместе со всей современной ему Европой, он не рассмотрел и не распознал того, что стояло за ними, как и за их политическими товарищами, Бестужевыми и Воронцовыми, т. е. мощного роста молодой и сильной расы, которая как на полях сражений, выбранных ученой стратегией грозного врага, так и среди ловушек, ловко расставленных самой хитроумной дипломатией, развернула всю свою непобедимую энергию и непреодолимый размах.

Приступаю теперь к сжатому очерку внутренней истории царствования Елизаветы.

Эта часть моей темы, составляющая содержание настоящей и следующей главы, могла бы, согласно мнению последнего по времени европейского историка, коснувшегося ее, быть просто обойденной молчанием. Он находит, что и значительно позже царствования Елизаветы, вплоть до эпохи великого национального пробуждения, обусловленного бедствиями Крымской кампании, русский народ, колосс, спавший вековым сном, не пережил, вне области дипломатии и армии, ни одного часа, достойного быть отмеченным на циферблате истории. Достаточно и одной минуты размышления, чтобы оценить по достоинству всю ненаучность этого положения. Жизнь человеческих групп не допускает подобных несоответствий между их внутренним существованием и внешней ролью, и не на народ сонных сурков наткнулся Наполеон I под стенами Москвы. Но ошибочность этого суждения, выясняющаяся без особого труда, все же требует объяснения ввиду ее распространенности среди иностранцев, изучавших прошлое России.

Она коренится, прежде всего, в несомненной двойственности истории страны, с одной стороны блестящей и обаятельной, с другой – тусклой и приниженной. К этому вопросу мне придется еще вернуться. Другая причина лежит в многочисленных затруднениях, встречаемых при изучении этой безвестной части исторического развития России, стадии которого проходят перед нашими глазами. Внешняя история России восемнадцатого столетия представляет собою солнце, восходящее на европейском горизонте. Внутренняя история ее и до наших дней имеет вид туманного пятна. Обоим этим телам свойственна эволюция, или, скорее, они составляют одно тело, однородное по существу, повинующееся единому закону тяготения и движения в пространстве, но различное по своим свойствам и видимое под различным углом с того места, где мы стоим. Мы знаем досконально все подробности сражений, происходивших между Фридрихом и полководцами Елизаветы, и в переговорах, предшествовавших этим кровавым схваткам, от нас не ускользнула ни одна мелочь. Но мы имеем лишь смутное понятие о внутренней жизни деревни, села, губернии огромной Империи, где вырабатывались и где черпались элементы борьбы, победоносно выдержанной за пределами России. Здесь документы отсутствуют. Лишь немногие из них были изданы. Самые же существенные остаются недоступными даже для тех исследователей, что не побоялись бы трудных поисков в архивной пыли. Я и не надеюсь преодолеть эти препятствия, но не могу не поддаться искушению сделать скромную попытку, имеющую своею целью приблизить нас к этой неисследованной области и бросить на нее хотя бы поверхностный взгляд. Вершины ее, само собой разумеется, являются и наиболее доступными для нас.

Политический строй

Форма, приданная новому правительству, свидетельствовала на первых порах о решительном возврате к пути Петра Великого в тех пунктах, где скорее на практике, чем в теории, предшествовавшие царствования стремились от них уклониться. Упраздненный Кабинет вернул Сенату административные, юридические и законодательные его права, постепенно отнятые у него его соперником. Но это восстановление Сената в его правах было лишь призрачно. Одинаковые причины произвели и одинаковые следствия: ввиду того, что вновь выяснилась несовместимость коллегиальной формы с требованиями управления, Кабинет был заменен Конференцией, но оказалось, что под другим названием он точно так же поглотил и власть Сената. Аккуратно посещая некоторое время заседания Сената, Елизавета сначала поддерживала было авторитет высокого собрания, вместе с тем пересмотр указов, изданных в предшествовавшие царствования, обусловленный династическими соображениями и порученный Сенату, ставил его в законодательной области, по-видимому, вне всякого соперничества на первое место. Указ от шестого августа 1746 г., подчинявший заключению Сената все приговоры к смертной казни, точно так же утвердил верховность его юридических прав. Его административные функции остались, как всегда, весьма обширными и разнообразными. Так, например, в 1746 г. Сенату пришлось заняться обсуждением вопроса о качестве и цветах бархата, выделываемого в России. Материи с ярко-красными разводами на светлом фоне были им забракованы, причем императрица, несомненно, помогла ему в этом деле своими специальными знаниями.