Исаак Лакедем - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 72

Но там, на пороге, он столкнулся с Богородицей.

На ее крик после оглашения приговора сбежалось множество людей и среди них возлюбленный ученик Иисуса… Они с помощью благочестивых жен перенесли ее, во второй раз потерявшую сознание, в нечто похожее на мастерскую плотника, где, несмотря на позднюю ночь, кипела работа, и, уложив на только что изготовленные брусья, пытались привести в чувство, в то время как мастеровые продолжали свои занятия.

Прошло некоторое время, и Богоматерь открыла глаза.

Постепенно туман, застилавший ее взор, рассеялся, и при свете ламп и свечей она увидела, что лежит в большом сарае, а вокруг снуют человеческие существа, похожие на демонов, занятых каким-то адским ремеслом и трудившихся, казалось, со всем пылом ненависти. Богоматерь не понимала еще почему, но что-то в ее душе возмутилось от их суеты. Казалось, будто каждый вбиваемый в дерево гвоздь впивается ей в сердце. Больше того, она догадывалась, что работа этих людей как-то связана с похоронным ремеслом.

И тут она, наконец, разглядела: к стене были прислонены два креста, а трудились они над третьим, на два локтя длиннее остальных.

Хотя Пречистая Дева страстно желала о чем-то спросить полуночных работников, слова не приходили на язык. Все, на что оказалась способна несчастная мать, — это выпрямиться во весь рост и с застывшим взглядом, полуоткрыв рот, дрожа всем телом, указать пальцем на орудие пытки.

Тогда все взоры устремились туда, куда она указывала, и смертный холод, охвативший ее сердце, проник в сердца тех, кто вошел вместе с ней.

Магдалина закрыла лицо волосами, Марфа прижала ладони к глазам, а Иоанн осмелился задать вопрос:

— Что это вы делаете, друзья мои? Работники расхохотались.

— Из какой же ты земли, — спросил Иоанна один из них, — если никогда не видел креста?

— Я знаю, что такое крест, — отвечал тот, — но здесь их три: два у стены и один на земле…

— Так вот, те, у стены — для двух разбойников Димаса и Гестаса, а тот, что на земле — для лжепророка Иисуса.

Крик исторгся из груди Богородицы. Казалось, эти слова, наполнив ее ужасом, придали ей решимость бежать. Она поднялась, повторяя:

— Вон отсюда! Вон отсюда! Идем! Идем!

Тут работники, разобрав свечи и лампы, подошли к сбившимся вместе благочестивым женам и единственному среди них мужчине — Иоанну. Ремесленники осветили лицо Пречистой Девы. По ее бледности, слезам, но особенно по искаженному мукой лицу они опознали ее или догадались, кто перед ними.

— Ага, — пробурчал один из них, — это жена нашего сотоварища, плотника Иосифа. Какая жалость, что он умер. Бедняга, он так бы нам помог сегодня!

— А по мне, — сказал другой, — не худо бы послать за его сынком. Ведь тут достаточно потянуть брусья, чтобы довести их до нужной длины. Мы бы попросили его растянуть дерево креста, в котором только пятнадцать ступней, и перекладину, где всего-то восемь. Вот был бы крест. Таким он мог бы гордиться!

— О Господи, — прошептала Дева Мария, — неужто ты поклялся не отвести от меня никакой боли и страдания?

Но затем, словно предчувствуя, что силы смогут вернуться к ней лишь от свидания с сыном, воззвала к Иоанну и женщинам:

— Где бы он ни был, ведите меня к нему!

И маленькая процессия, вырвавшись из круга ухмыляющихся лиц и ртов, изрыгающих брань, вышла на улицу и дошла до дворца Каиафы.

Богородица поднялась на верхнюю ступень дворцовой лестницы, когда на нее чуть не обрушился выскочивший из дворца Петр. С полузакутанной в плащ головой, расставленными руками, он бежал с еще не замершим на устах воплем:

— О, я предал его! Я от него отрекся! Я трижды отрекся от него, я недостоин быть его апостолом!

Мария остановила его.

— Петр, Петр, что стало с моим сыном? — спросила она.

— О матерь, исполненная горечи, не говори со мной! — взмолился Петр. — Я недостоин отвечать тебе.

— Но сын мой, что с ним? — воскликнула Богородица с такой болью, что ее слова, словно кинжалы, вонзились в его сердце.

— Увы! Твой сын, наш богоданный учитель несказанно страдает, и в миг самых жестоких страстей Господних я трижды отрекся от него!

Не желая ни слушать, ни отвечать далее, он бросился на улицу и как бы во искупление своего отступничества закричал:

— Да, я галилеянин! Да, я знаю Иисуса! Да, я его ученик! Поддерживаемая Иоанном, в сопровождении благочестивых жен, Богоматерь проникла на большой двор. Теперь ворота были открыты. Каждый был волен войти и выйти без препятствий, чтобы как можно больше людей могло поносить и терзать Иисуса в свое удовольствие. На остаток ночи Спасителя заперли в маленькой сводчатой камере с выходившим во двор окном, пробитым вровень с землей и забранным переплетенной железной решеткой. При свете соснового факела, воткнутого в щель между камнями и наполнявшего воздух густым дымом с запахом смолы, можно было разглядеть привязанного к столбу Иисуса, вынужденного стоять на иссеченных, распухших ногах под охраной двух лучников.

Мария доплелась до оконной решетки и вцепилась в нее обеими руками:

— Сын мой! — простонала она, падая на колени. — Сын мой, это мать твоя!

Христос поднял голову и с грустью взглянул на нее.

— Я следил за тобой, матушка, не спуская глаз. Мне известно, сколь много ты претерпела. Знаю, что ты лишилась чувств в Офеле и потом, когда услышала, как Каиафа читал приговор. И я видел, как ты попала к работникам, которые делают для меня крест… О матушка! Будь благословенна меж женами за все страдания, какие ты приняла из-за меня!

Мария, прижавшись лицом к прутьям, целиком отдалась радости и боли от лицезрения сына.

Но вот первый луч солнца проник в темницу. Начался последний день земной жизни Христовой.

Иисус поднял глаза и улыбнулся. Луч этот был для него лестницей Иакова, и ангелы поднимались и спускались по ней.

Двое стражников подле него уснули, на краткое время перестав издеваться над ним.

Когда звуки оживающего дворца пробудили их и они поглядели на Иисуса, он предстал перед ними в сиянии этого золотого и пурпурного луча, гладившего избитые плечи и поблескивавшего на окровавленном лбу.

Шум, разбудивший солдат, производили старейшины и книжники, вновь собравшиеся в зале суда, чтобы днем повторить все обвинения по делу лжепророка, ибо ночное слушание не было законным.

Впрочем, и новый приговор был лишь предварительным: после римского завоевания иудеи потеряли право выносить смертные приговоры. Даже когда дело касалось одного из их соплеменников, они представляли свое решение на подпись римского правителя, который подтверждал или отменял его.

Пока что было приказано привести Иисуса на новое судилище.