Исаак Лакедем - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 107

Коринфия осталась позади, они ступили на землю Мегариды.

На заре следующего дня они тронулись в путь. Перед ними возвышались южные отроги Киферона, его склоны, пока еще пологие, но далее, к северо-востоку, по направлению к Эвбейскому проливу, становившиеся все круче. В утренней дымке слева выступала зеленая вершина Геликона. Шестнадцатилетний Плутарх, когда учился в Дельфах, записал в тех местах поэтическую легенду о возникновении этих двух гор.

Геликон и Киферон были братьями, но нравом друг на друга не походили. Первый, добрый, щедрый, крепко любивший отца и мать, поддерживал их в старости. Второй же, грубый и жадный, постоянно стремился завладеть достоянием семьи. Однажды он сообщил брату, что ночью отец скончался. Тот поглядел на Киферона с ужасом и назвал его отцеубийцей. Рассвирепев, Киферон бросился на Геликона, стараясь столкнуть его в пропасть. Но, сорвавшись вниз, Геликон увлек за собой убийцу. Оба они разбились о скалы… Тогда Юпитер превратил их в две горы, носившие их имена. Киферон, мрачный и дикий, в наказание за двойное злодейство — убийство отца и брата — стал прибежищем ведьм. Геликон, нежный и ласковый, возвышенный и поэтичный, стал любимым обиталищем муз.

И в наши дни обе горы, как бы в подтверждение легенды, сохраняют свою несхожесть. Нет места более жизнерадостного, освежающего, чем тенистое убежище муз, овеваемое лазурными волнами эфира под поцелуями золотых лучей солнца. Вершину Геликона венчают купы дубов, кроны которых колеблются на ветру, как гигантские султаны из перьев. Его пологие склоны и долины у подножия изобилуют оливами, миртовыми и миндальными деревьями. Берега его ручьев, что льются, сверкая на порогах и водопадах, — будь то Аганиппа, Пермесс или Гиппокрена, которая низвергается сверкающими каскадами, — поросли розовыми и белыми олеандрами.

Здесь, на Геликоне, родился Гесиод — соперник Гомера. Здесь сохранился манускрипт, писанный от начала до конца рукой автора «Теогонии» и «Трудов и дней». В век Антонинов на Геликоне еще были целы скульптуры девяти муз, созданные тремя разными ваятелями, а также Аполлона и Меркурия, соревнующихся в пении, статуя Бахуса — шедевр Мирона. Кроме них, были там изваяния Лина, Тамира, перебирающего перстами струны разбитой лиры, Ариона верхом на дельфине, Гесиода с арфой на коленях, Орфея в окружении животных, прирученных его пением. На Геликоне произрастали сладчайшие плоды, о которых повествует Павсаний, и целебные травы: касаясь их, самые опасные змеи теряли смертоносную силу своего яда.

Киферон, по южному склону которого взбирались наши путники, производил совершенно иное впечатление. Это была туманная, дикая и негостеприимная гора, убежище эриний. Каждую ночь на ней раздавались исступленные вопли вакханок. Все, что случалось на этой горе, было отмечено печатью рока. На Кифероне, под пологом темных сосен и кипарисов, был растерзан фиванский царь Пен-фей. Он имел неосторожность взобраться на дерево, чтобы увидеть тайную оргию вакханок. Вакх наслал безумие на его мать Агаву и ее сестер Ино и Автоною. Они первыми бросились на несчастного, приняв его за молодого быка.

Именно здесь злополучный сын Аристея, устав на охоте, напился из источника, где купалась Диана. Оскорбленная богиня превратила Актеона в оленя, и он был растерзан своими собственными собаками. На Кифероне пастух Форб нашел младенца Эдипа, брошенного там потому, что его отец царь Лай, испуганный предсказаниями оракула, захотел избавиться от сына. И наконец, именно здесь с обрыва высотой в четыре тысячи ступней видны места, где были древние Платеи с их жертвенником Юпитеру Киферонскому, куда каждые шестьдесят лет четырнадцать городов Беотийского союза доставляли четырнадцать дубовых статуй, сжигаемых на Дедалиях вместе с деревянным алтарем.

Дойдя до этого уступа, путники остановились. У их ног находились истоки Асопа, и видно было, как змеится по достопамятной Платейской равнине эта река, в которую Юпитер, соблазнивший дочь Асопа, метал молнии за то, что, выходя из берегов, река затапливала окрестности; потому и несла она в своих водах куски угля.

Но не ради этих старинных сказаний пришел иудей на просторы Беотии. Иначе, вместо того чтобы спуститься по крутому склону Дриоскефальского прохода, он бы задержался, созерцая вид, открывшийся вплоть до Гиликийского озера, что в двадцати пяти стадиях от Фив. Он бы попросил своего ученого спутника рассказать о событиях того страшного дня, когда персы потеряли двести шестьдесят из трехсот тысяч воинов. Он пожелал бы увидеть место, где в начале битвы погиб Масистий, а в конце — Мардоний. Он мог бы мысленно последовать за сорокатысячным войском Артабаза, бегущего по дороге Фокиды, увидеть, как по приказу Павсания и Аристида собирают добычу на поле битвы, отделяя десятую часть в пользу храма Аполлона Дельфийского и оставив остальные трофеи ценой в четыреста талантов, то есть более двух миллионов теперешних франков, под охраной пятидесяти тысяч присланных из Лакедемона рабов, ибо свободным людям не пристало подобное занятие.

Но иудея совершенно не волновала эта великая битва между Востоком и Западом, в которой Ксеркс попытался отомстить за Трою. Дав Аполлонию отдохнуть всего четверть часа, неутомимый ходок снова заторопился в путь и, как мы уже поведали, от истоков Асопа спустился в долину через проход, который беотийцы именуют Тремя вершинами, а афиняне Дубовой вершиной.

Несмотря на усталость, путники задержались в Платеях, лишь чтобы подкрепиться, а затем направились в Фивы, куда и прибыли с наступлением ночи. Со всеми подъемами, спусками и обходами Киферона они сделали за день около четырнадцати льё.

В ту пору Фивы были достойны внимания не только своей историей — они еще имели значительное влияние. И все же лучшие дни города ста ворот миновали. Прошли времена, когда там царствовали Кадм, Лабдак, Лай, Эдип, Этеокл и Полиник. Давно отгремели война «семерых против Фив», воспетая Эсхилом, и битвы эпигонов, не нашедшие, увы, своего поэта и оставшиеся в полумраке истории. Амфион, Пиндар и Эпаминонд были родом из Фив. Когда Александр Македонский за неповиновение разрушил город до основания, от столицы Беотийского союза остался лишь дом поэта, воспевавшего победителей Олимпийских игр.

И все же Фивы восстали из руин, как позже возродились Афины и Коринф. Затем они попались в сети нового завоевателя мира — Рима. Население города стало наполовину италийским. На улицах повсюду слышалась латынь, как греческий язык звучал на улицах Рима.

На следующий день Исаак и Аполлоний отправились в дорогу столь же рано, как и накануне. Часа через полтора они достигли Гиликийского озера, обойдя которое, пересекли Схеней, оставив справа гору Гипат, а слева — город Акрефий. Через два часа пути перед ними возник храм Аполлона. Отсюда открывался вид на Копаидское озеро, этот главный имплювий Беотии. Здесь, и более нигде, рос тростник, издающий мелодичные звуки в руках прославленных флейтистов всей Греции на музыкальных состязаниях, что устраивались на празднествах граций в Орхомене, муз — в Либефроне и Амура — в Феспиях.

Ночь застала путников в Копах. За день они прошли Платаний, чтобы достичь Опунта — места, где царствовал Аякс, сын Оилея. Родина Патрокла, друга Ахилла, не заставила их задержаться более чем на час. В середине дня они отправились дальше, продвигаясь вдоль Эвбейского побережья, миновали Фроний, оставили слева гору Эта, с вершины которой Геракл на огненном облаке вознесся на Олимп. Вскоре открылся вид на Фермопильский проход.