Я проснулась в странной комнате. Кажется, меня тошнило. Оглядевшись, увидела Пэг. Потом все поблекло опять. Сознание то прояснялось, то меркло. Просыпаясь, я видела Пэг. Затем она исчезала. Снова прояснение и опять мрак. Где-то в другом мире кто-то лежал в кровати в окружении капельницы и трубок. Что они с ней делали? Я все видела ясно, но не знала, кто эта женщина. Мне было любопытно, однако не настолько, чтобы спрашивать. Я слишком устала… слишком устала…
Господи, как же болит у меня внутри!
— Пэг, что произошло? — Я повернула голову, чтобы поговорить с ней. Мой живот… он плоский… ребенок… — Пэг, ребенок…
Но я уже поняла, что произошло. Мой малыш умер.
— Лежи, Джиллиан. Ты долго была без сознания.
— Плевать. — Я затряслась в рыданиях, и боль усилилась.
Вскоре я спросила, который час.
— Два часа.
— Дня?
— Да, Джилл, но сегодня вторник.
— Вторник? Господи, помилуй.
Сиделки приходили и уходили, Пэг тоже, да и время не стояло на месте. Мне больше некуда было спешить, да и думать было не о чем. Сэм находилась дома с Пэг и миссис Джегер, а Крис и малыш умерли. Теперь всё было безразлично. Всё и все. И Крис, и ребенок, и Сэм, и Пэг, и я сама. Пустота.
Наверное, Пэг снова взялась за телефон, потому что снова принесли цветы — от Хилари, от Гордона, от Джона Темплтона и коллег. Смахивало на еще одни похороны. Только на сей раз мне было все равно.
Еще я поняла, что в больнице женщин, которые потеряли детей, принято помещать в родильное отделение вместе с остальными. Вероятно, с психологической точки зрения это гуманный прием современной медицины. Так нужно. Особенно когда слышите, как неподалеку пеленают новорожденных, и они вопят. И вам хочется умереть.
Меня проинформировали насчет того, сколько весил мой ребенок, какой был срок, какая у него была группа крови и сколько он прожил на свете. Семь часов и двадцать три минуты. А я его даже не увидела. Это был мальчик.
К концу недели я немного окрепла, и врачи решили отпустить меня домой в воскресенье. Да и в любом случае мне было пора. Пэг нужно было возвращаться в Нью-Йорк.
— Я останусь еще на неделю.
— Нет, даже не думай. Ты и так находишься тут целую вечность. Возишься со мной и с моими нескончаемыми бедами.
— Хватит драматизировать. Я остаюсь.
— Послушай, Пэг. Я позвоню в агентство и найму няню. Мне предписано не отрывать задницу от стула три недели. Ведь ты же не собираешься терять столько времени, правда?
Пэг дрогнула, и мы пришли к компромиссу. Она останется до следующей среды.
В воскресенье я отправилась домой. Меня выпустили на свободу вместе с полудюжиной юных мамочек, у которых сияли глаза, а на руках покоились младенцы, завернутые в одеяльца нежных расцветок. Пэг приехала на машине, чтобы забрать меня, и я выхватила у медсестры свой маленький саквояж, забралась в машину и воскликнула:
— Давай, Пэг, уберемся из этого ада скорее!
Она дала полный газ, и мы умчались. На Сакраменто-стрит.
Дома царил идеальный порядок. Энергичная женщина, моя Пэг Ричардс, постаралась. В дверях меня ждала дочь с букетиком цветов, которые она нарвала в саду. Как же хорошо снова находиться вместе с ней! Меня грызло чувство вины, потому что я мало думала о дочери, пока лежала в клинике. Я о ней почти забыла! Почти перестала ее любить! Но теперь я снова была со своей дорогой Сэм…
Пэг уложила меня в постель и принесла чашку чаю. А я почувствовала себя пусть и больной, но королевой. Мне абсолютно ничего не нужно было делать. Только лежать и принимать заботы окружающих.
Я была еще очень слаба, и хорошо, что Пэг взяла на себя все контакты с внешним миром. После моего возвращения домой телефон звонил дважды. В первый раз это была миссис Мэтьюс, вторым звонившим был Гордон. Пэг бросала на меня вопросительные взгляды, а я качала головой. Не сейчас. Все и так всё знали. Мне нечего было добавить. Миссис Мэтьюс заверила бы меня, что ей очень жаль, а я и без того горевала и чувствовала себя соответственно — зачем же огорчать пожилую даму еще больше? Гордон начал бы уговаривать меня разрешить ему приехать в Сан-Франциско. Или чтобы я вернулась в Нью-Йорк. Зачем мне это выслушивать? Ведь я выбрала джинсы и ромашки… и они были дороги мне, как прежде. Нью-Йорк, журнал и прочее — я не желала ничего слышать. Что бы ни случилось, все это осталось позади.
Я просмотрела почту и увидела, что Гордон прислал фотографию, где мы втроем стоим на фоне красного «роллс-ройса». Едва взглянув на фотографию, я бросила ее на прикроватный столик. Пэг молча наблюдала за мной.
— Пэг, это было сто лет назад.
Она кивнула и сунула фотографию обратно в конверт.
Единственное доброе дело, которое сделала мне клиника, так это отсрочка. Я хотя бы ненадолго ушла от жестокой реальности, так внезапно разрушившей мою жизнь. Мне не пришлось бродить по дому, трогать вещи, смотреть на них и вспоминать. Не сразу. А теперь мне нужно было отлежаться.
Пролетели еще несколько дней, и в среду Пэг уехала, после бурных объятий, прощаний и благодарностей. Она обещала звонить и писать. Сказала даже, что весной выберется на недельку в гости. Том Барди повез ее в аэропорт, и я задумалась — похоже, тут кроется нечто большее, нежели простое желание мне помочь. За те полторы недели, что Том и Пэг провели вместе, между ними установилась связь наподобие той, что порой наблюдаешь во время морского путешествия. Пришельцы из разных миров, они оказались вместе. Только это не увеселительный круиз; они вынуждены бороться с тяжелыми обстоятельствами, когда одна беда следует за другой. Пэг с Томом бросили мне спасательный круг и ухватились за него сами. Вероятно, позднее, вернувшись из путешествия, они осознают, что ничто их больше не связывает. Потом, когда встретятся снова… если встретятся… Перед отъездом Пэг не сказала ни слова; так что я могла лишь догадываться.
Том принадлежал миру Криса и напоминал его своей прямотой и неприязнью к условностям. Но был проще, чем Крис, добрее, без этой безжалостной честности. Кстати, и без особой искры тоже, если на то пошло. Однако я подозревала, что именно поэтому с Томом было бы проще жить. А еще он не был мастер говорить, и я заметила — до того, как Пэг уехала, — что он смотрел на нее с неким благоговением. Впрочем, над этим мне еще предстояло поразмыслить.
К этому времени я обзавелась новой няней. Потянулись день за днем. Ко мне возвращались силы, а душевная боль, напротив, успела притупиться. И, как я обещала Сэм, Крис всегда был с нами. Мы говорили о нем, и его лицо, возникая в памяти, озаряло мои дни, и во сне я слышала голос Криса. Наверное, поэтому я много спала. Легкий способ сбежать от мира; во сне со мной всегда находился Крис. Он ждал, пока я не засну, чтобы протянуть руку и потянуть на свою сторону… прочь от опустевшего дома… и от жестокой реальности.