— Тогда каким образом вы оказались связаны узами брака?
— Легко. Я был вынужден. Или мне казалось, будто я обязан жениться. Дело было двадцать пять лет назад, я совсем недолго встречался с одной девушкой… Ну и…
— Она забеременела?
— Да. И отказалась делать аборт, вот я и решил совершить благородный поступок. Я женился на ней. Провальная была затея. Как только родился Грег, мы развелись. Вот как все случилось.
— Что ж, по крайней мере, у вас есть сын. Вы с ним близки?
— Вряд ли. Грег — приятный молодой человек. Образованный, независимый, с чувством юмора. Но для меня чужой. Когда уехал, я выбросил Грега из головы и вообще попытался забыть о его существовании. И никогда не видел, каким он был в раннем детстве. Не забывайте, что я десять лет провел в Испании. Когда вернулся, Грегу было пятнадцать. Трудно стать отцом пятнадцатилетнему парню, которого ты даже не знаешь.
— Возможно, когда-нибудь у вас получится.
— Грег считает меня приземленным. И он прав — я такой и есть. Чтобы завоевать его уважение, мне следовало бы совершить нечто грандиозное. Например, стать художником во имя мира в Афганистане. Однако благородный подвиг не входит в мои планы. А теперь, леди, когда мы открыли друг другу достаточно тайн нашего темного прошлого, пора доставить вас домой. Уже поздно.
Он сделал знак официанту в тюрбане, и стало ясно, что с откровениями покончено. Гордон Харт взял события этого вечера под свой контроль. А потом взглянул на меня и произнес:
— Наверное, вы как-то странно влияете на меня. Много лет я ни с кем так не разговаривал.
Это был приятный комплимент. Гордон протянул мне руку, помогая подняться с подушек, на которых мы сидели. Он сжал мою ладонь бережно, но крепко, и не выпускал моей руки, пока мы спускались на лифте. Мы вышли на улицу. Вечер был чудесный, дул легкий ветерок. С противоположной стороны улицы доносилось тихое ржание лошадей, запряженных в нарядные кареты.
— Этот город кажется мне декорацией из фильма. Какой-то он нереальный. — Я снова оглянулась и увидела, что Гордон за мной наблюдает.
— Идемте, Джиллиан. Прогуляемся до отеля пешком.
До «Ридженси» было три квартала, и мне было приятно чувствовать, как Гордона обнимает меня за плечи. Во время этой короткой прогулки мы не сказали ни слова. Когда подошли к отелю, он посмотрел на меня с улыбкой.
— Как насчет того, чтобы завтра пообедать за городом? Я собираюсь навестить друзей в Бедфорде. Вам было бы полезно подышать деревенским воздухом.
Гордон не сказал: «Я хочу, чтобы ты была со мной». Просто: «Вам полезно подышать деревенским воздухом». Я была бы рада, если бы он произнес эти слова. Гордон ждал, что я отвечу.
— С удовольствием.
— Может, возьмете с собой дочь?
— У нее другие планы. Спасибо. Она проведет день в гостях у школьной подруги.
— Отлично. Тогда я заеду за вами в одиннадцать часов. И не грустите из-за сегодняшнего вечера. Вам нужно было выговориться, и мне тоже. — Гордон не сделал попытки поцеловать меня, лишь погладил по руке прежде, чем уйти.
Мы помахали друг другу на прощание. Я вошла в отель, размышляя, что уготовило мне будущее, опасаясь, что волшебство может рассеяться уже на следующий день.
— Джиллиан, будьте добры, достаньте из бардачка карту.
Мы неслись по Ист-Ривер-драйв. Верх машины был опущен, и Гордон держался довольно прохладно, когда я села к нему в автомобиль. О признаниях вчерашнего вечера мы не вспоминали; былой теплоты почти не осталось.
— Конечно. — Я щелкнула крышкой в приборной панели, извлекла карту и подала ему.
— Разверните ее, пожалуйста.
Меня немного удивил его тон, однако я послушно раскрыла карту и рассмеялась. Внутри обнаружилась карикатура, где я и Гордон Харт в весьма смешном виде поедали хот-доги под фонарным столбом возле здания с вывеской «Вуманс лайф», в то время как две собаки, чихуа-хуа и сенбернар, деловито задирали задние лапы возле этого же самого столба. А из окон выглядывали все сотрудники журнала. Заголовок гласил: «Давай сбежим подальше!» Гордон казался польщенным, когда я подняла голову, не скрывая восторга.
— В таком случае вы должны мне обед на этой неделе.
— Договорились. Гордон, вы — молодец!
— И вы тоже.
Обед в Бедфорде удался. И мне понравились друзья Гордона, так что день пролетел незаметно. К пяти часам я уже находилась в отеле. Как раз вовремя, чтобы встретить Саманту.
В воскресенье мы с дочерью с помощью Пэг переехали в нашу прежнюю квартиру, и нам было ужасно жаль покидать «Ридженси». По крайней мере, мне. Сэм радовалась, что вернулась домой. Я же не горела энтузиазмом. Вечер воскресенья ушел на то, чтобы отмыть полы и выбросить хлам из шкафов и чулана. У меня едва получилось хоть немного поспать перед началом новой рабочей недели.
— Саманта! Завтракать! Быстро, а то опоздаешь в школу!
Мне пришлось приложить героические усилия к тому, чтобы начать этот день — отправить дочь в школу и самой явиться на работу. Я подрастеряла навыки: собрать все к восьми часам утра было равносильно тому, чтобы вскарабкаться на вершину айсберга на роликовых коньках. Вскочить и одеться в шесть в Сан-Франциско было гораздо легче. Впрочем, проблема в том, что там мы надевали меньше одежды.
— Сэм! Пошевеливайся! Да где же ты?
— Иду, мамочка! — Дочь появилась, размахивая ковбойским пистолетом, который когда-то подарил ей Крис. — Вот я!
— Хорошо, дорогая. Ешь кукурузные хлопья. Нам нужно торопиться.
— Ковбои не едят кукурузные хлопья. — Она, казалось, была оскорблена.
— Очень даже едят. Не капризничай, Сэм. — Я пила на ходу кофе, держа в другой руке салфетку и прикидывая, не надо ли почистить туфли.
На работе меня ожидали тысяча телефонных звонков и подготовка к съемкам детских комнат. Следовало договориться насчет съемки экзотической столовой и выполнить массу мелких поручений, которые припас для меня Джон Темплтон.
Во вторник, как было условлено, мы с Гордоном пообедали вместе, и он пригласил меня на официальный прием. Его устраивали для прессы в Музее современного искусства вечером в среду.
Днем в среду я примчалась с работы домой, чтобы надеть черное бархатное платье и длинное пальто из малинового атласа, и стала дожидаться Гордона, который должен был заехать за мной в семь часов. И пока ждала, когда он появится, вдруг поняла, что радость от предвкушения очередного выхода с Гордоном приправлена изрядной долей уныния. Крис не звонил целую неделю! Как всегда, мне было больно. Я отчаянно тосковала по Крису Мэтьюсу, по его объятиям, по спокойному голосу. Даже по равнодушию. От него я могла принять что угодно.
— Мамочка! В дверь звонят! — Голосок дочери заполнил всю квартиру.