Уроки норвежского - читать онлайн книгу. Автор: Дерек Миллер cтр.№ 6

— Ты о чем?

— Похоже, что этот фашист бьет жену.

— Мы уже вызывали полицию.

— Так вы тоже это слышали?

— Да.

— У вас есть оружие? Ларс, у тебя есть оружие?

— Не здесь.

— Но оно у тебя есть, так? Я хочу сказать, ты ведь не бегаешь голым по лесу с развевающимися на морском ветру волосами и не бьешься с оленем голыми руками, выставив свою мужественную грудь? Ты ведь не рвешь их зубами? Мягкая бородка, пропитанная кровью? Широкая ухмылка? Тут ведь участвует винтовка, так?

— В летнем домике. Винтовок две — Моисей и Аарон. Заперты в шкафчике за сауной. Одна из них сломана.

— У вас еврейские винтовки?

Ларс улыбается.

— Да нет. Винчестер и ремингтон. Их назвали в честь двух пушек, которые потопили немецкое судно во время войны в Дробаке. Во фьорде.

— У Норвегии есть уничтожающие нацистов еврейские пушки?

— Ну, я никогда в таком ключе об этом не думал.

Брови Шелдона ползут вверх. Он разводит руками, как бы говоря: как еще можно воспринимать две пушки, которые назвали Моисей и Аарон и которые потопили нацистское судно в Норвегии?

— Ну да, у Норвегии есть еврейские пушки, которые убивают нацистов, — идет на попятный Ларс.

— Но здесь-то оружия нет. Моисей и Аарон где-то бродят.

— Они в летнем домике.

— Это ничего. Я уверен, мы сможем победить их в драке на ножах. Ну что балканская мафия может понимать в драках на ножах по сравнению с нами тремя?

— Кстати, домик находится недалеко от шведской границы. Там действовало норвежское сопротивление. Мы называли их «лесными парнями». Отец рассказывал, что дед прятал их у себя в сауне. Многие носили на лацканах канцелярские скрепки. В качестве протеста против оккупантов.

— И операция «Канцелярская скрепка» была эффективной, да? — кивает Шелдон. — Должно быть, она стала последней каплей. Ну кто станет терпеть подобное неповиновение?

— Дед, — встревает в разговор Рея. — Я думаю, тебе нужно принять душ и надеть что-нибудь соответствующее — может, даже нижнее белье, — а за это мы выйдем через задний ход.

Шелдон меняет тему разговора.

— Ты знаешь, почему я ношу эти часы?

— Чтобы знать время? — предполагает Рея, поддаваясь на отвлечение.

— Нет. Для этого подойдут любые. Вопрос в том, почему я ношу именно эти часы. Раньше я носил часы с сердцем твоего отца. Я потом когда-нибудь об этом расскажу. Но, учитывая вашу новость и то, что я собирался переехать в страну синевы и льда, я потратился и купил новые. И знаешь, какие часы я выбрал? Не «Омегу». Не «Ролекс». Я скажу тебе, что я выбрал. Часы марки «Дж. С. Уотч энд Компани». Никогда про такие не слышала? Я тоже. Узнал про них случайно. Их делают в Исландии. На полпути между Старым и Новым Светом. Четверо парней, живущих у подножья вулкана посреди Атлантического океана, пытаются заработать деньжат, изготавливая изысканные и утонченные часы, потому что они любят свое дело. Потому что они понимают, что часовой механизм — это конструктивный и творческий результат инженерного искусства и красоты, противостоящий безжалостной структурной функциональности и формализму. Это как жизнь в ответ на смерть. Мои к тому же — просто загляденье! Посмотри!

— На улицу. Мы идем на улицу.

— У меня нет ключей от дома. Это лишает меня автономности.

— Мы закажем тебе ключи. Ну так что?

— Когда твой отец был ребенком, он принципиально не желал надевать вещи, которые подходят друг другу. Это был акт протеста против отца-диктатора. Тогда мы купили ему «Левайс» — джинсы, названные именем израильского племени, которые волшебным образом сочетаются с любым верхом. С варенками, с клеткой, полоской, камуфляжем. Все можно носить с джинсами «Левайс». Так я перехитрил твоего отца. В результате мы вырастили парня без чувства стиля.

— Я думаю, завтрак окончен.

— Знаешь, он ведь есть в книге.

— Дед, я в курсе.

— И твоя бабушка там есть.

— Знаю.

— И целая куча рассерженных европейцев.

— Угу.

— И собака.

— Точно.

Книга. Эта книга была единственным притязанием Шелдона на славу. В 1955 году, все еще немного потерянный после войны и не слишком стремящийся определить новое место в жизни, Шелдон вдруг решил, что хочет быть фотографом. И как потом выяснилось, весьма преуспел в этом. Задолго до наступления эпохи иллюстрированных книг для журнальных столиков Шелдон решил снимать портреты и отправился в путешествие. К несчастью, имея талант к работе с фотоаппаратом, он был лишен определенных социальных навыков, а это создавало проблемы: чтобы получился портрет, необходимо согласие модели.

Надо отдать должное Шелдону: даже из этого он смог извлечь пользу, изменив согласие модели на несогласие. Для этого у него были все данные. Так родился проект «Портреты несогласных моделей».

К 1956 году Шелдон объехал двенадцать городов в пяти странах и наснимал ни много ни мало шестьсот тринадцать человек, до последней степени разозлившихся на него. Более двухсот снимков были включены в книгу. Остальные лежали в коробках, которые он бережно хранил и никому не показывал. Никто даже и не подозревал, что они вообще существуют, пока Саул случайно не наткнулся на его тайник. И все же Шелдон продолжал прятать их от всех.

В книге были портреты орущих женщин, грозящих кулаком мужчин, рыдающих детей и даже собак, которые набрасывались на него с оскаленными клыками. Полная безыскусного сарказма книга нашла респектабельного издателя и внушительную аудиторию. Называлась она «Что?!»

В кратком интервью журналу «Харперс» его спросили, что он делал, чтобы так разозлить своих моделей.

— Все, что приходило в голову, — ответил он. — Я дергал их за волосы, обижал детей, дразнил собак, выхватывал из рук стаканчики с мороженым, перебивал стариков, уходил из ресторана, не расплатившись, перехватывал перед носом такси, выпендривался, уносил чужой багаж, делал женщинам двусмысленные комплименты, жаловался на официантов, влезал без очереди, сбивал шляпы и никогда никого не ждал в лифте. Это был лучший год в моей жизни.

Саул был на первой странице. Шелдон отобрал у мальчика конфету и начал снимать его со вспышкой, что окончательно рассердило ребенка. Мейбл, бодрая и фотогеничная, — на второй.

У Реи в гостиной лежал экземпляр этой книги. Она показывала ее Ларсу. Их любимым был постановочный портрет по снимку Робера Дуано «Поцелуй у парижской ратуши», напечатанному в журнале «Лайф». Шелдон прочувствовал символичность этого снимка, сделанного в переломный момент истории. В версии Шелдона влюбленные были засняты во время поцелуя. Они держатся за железные перила моста, и женщина швыряет в фотографа винную бутылку. День был яркий, и Шелдон выставил минимальную диафрагму, чтобы увеличить глубину резкости, благодаря чему почти весь кадр оказался в фокусе. Черно-белый снимок с превосходной композицией запечатлел не только рассерженное лицо женщины — ее рука все еще выпрямлена после броска, лицо искажено, тело чуть наклонено над перилами, словно она сама бросилась на камеру, — но в кадр попала и летящая бутылка (Шато Бешевелль 1948 года, Сен-Жюльен, Бордо). Это была поистине великолепная фотография. А в 1994 году, когда Дуано признал, что его кадр был постановочным, — женщина со снимка захотела получить деньги за сорок лет использования ее образа и подала на фотографа в суд, заставив признать, что он нанял ее, и развеяв миф об оригинальности фото, — Шелдон тогда совсем спятил и объявил себя великим мастером.