Южный крест - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Шишкин cтр.№ 24

Татьяна и поспевающие за ней Марина с Ленкой подбежали к приворотной кирпичной будке контрольно-пропускного пункта, сунулись в двери. Внутри дорогу преградила вертушка и сержант с повязкой на шинели, со штык-ножом на ремне.

— Куда? — без строгости, лишь с удивлением спросил он.

— Туда! Проводить! — выпалила Татьяна.

— Кого? Если «чеченцев», так они уж уехали. Минут десять, как уехали, — сказал сержант. — Тут все быстро прошло. Перекличка — и в машину.

— Не врешь? — строго взглянула на военного Татьяна. — Может, там они? Чего музыка играет?

— Репетиция у музыкантов. Каждый день так гудят. Не верите — сами поглядите. — Сержант нажал педаль вертушки.

Татьяна, Марина и Ленка пробрались через крутнувшиеся четвертины вертушки, вышли на внутреннее крыльцо КПП. Большой плац в осенних лужах с одной стороны поджимали казармы, с другой — щиты с рисованными плакатными солдатами на строевой подготовке. У невысокой трибуны дудел оркестр. Несколько солдат с духовыми инструментами без дирижерского управления гремели легендарным маршем.

— Не успели, — обронила Татьяна.

Марина посильней сжала узкую холодную ладонь Ленки.

Возможно, простудившись, а скорее всего — от нервного озноба Марина к вечеру того же дня сильно захворала: ударило в поясницу, ломота в суставах… Всю ее разбило, как старую изъезженную телегу, свалившуюся под откос… Ухаживала за ней Ленка, которая после отбытия отца как-то заметно повзрослела, стала за собой мыть посуду, перестала играть в куклы. Маленькими ладошками она усердно натирала матери спину пахучим меновазином, ставила ей горчичники, строго по часам давала таблетки, прописанные участковым врачом, приняла на себя домохозяйство.

Весна до Никольска добралась нынче поздно. Март уже перевалил за свою середину, а повсюду еще лежал снег, почти не тронутый потайкой; дворники еще и не пробовали отдолбить лед с тротуаров; никто не переменил зимних пальто, тулупов и шуб на демисезон, а детишки по-прежнему катались с ледяных горок. Но ко всему происходящему стало чаще приглядываться солнце. Стало быть, весна неминуемо наступала.

На днях Марине позвонила Любаша. Она сообщила, что скоро, опять в апреле, поедет к Черному морю, в тот же санаторий, и приглашала Марину с собой:

— Помнишь, как здоровски отдохнули? Чё смеешься? Разве не здоровски? — шумела телефонная трубка. — Поехали со мной!

— Два раза в одно море не войдешь, — ответила с грустной усмешкой Марина.

После разговора с Любашей она долго сидела изумленная: неужели прошел год? Так мало — всего-то год. И так много — целый год! За этот год она прожила словно бы особенную, отдельную от других лет жизнь. Как на счастливом карнавале. Как в страшном сне.

О прошлом Марина жалела и не жалела. Кайся не кайся, а прошлого не вернуть. С другой стороны, за одного битого двух небитых дают… Ей было бы уже пусто без этого прошлого, без пережитого. Романа Каретникова она вспоминала все реже. Она считала, что любовью к Роману переболела, будто скарлатиной или каким-нибудь коклюшем. Такой болезнью заражаются и переваливают многие и наперед получают иммунитет к подобным инфекциям. «Где вы сейчас, дорогой Роман Василич?» — с улыбкой на устах спрашивала Марина и в ответ себе пожимала плечами.

Но не о Романе Каретникове тревожилось сердце. В Никольск из кровоточащей Чечни возвращались покалеченные военнослужащие, приходили с грифом «Груз 200» убиенные на затянувшейся спецоперации контрактники. Теперь Марина уже по привычке спешила с работы домой, чтобы не пропустить на всех телевизионных каналах новостные передачи, в которых были непременные репортажи из Чечни, съемки в госпиталях, интервью с военными. Там, где-то среди людей в камуфляже, находился Сергей. Вдруг покажут, вдруг что-то сообщат про солдат из Никольска.

Из Чечни Сергей не писал, только к Новому году прислал поздравительную открытку и денежный перевод. За такое молчание Марина его не осуждала, не смела осуждать. А увидев однажды Татьяну — случайно, издали — из окна своей конторы, она уж было кинулась за ней на улицу, разузнать, пишет ли ей Сергей. Но подавила порыв, натолкнувшись в душе на знобкое чувство ревности. Нет, примирения с Татьяной она теперь не хотела.

— Мам! Ты где так долго ходишь? Я тебя жду, жду! — накинулась на Марину взъерошенная и зареванная Ленка. В руке она держала исписанный листок бумаги. Без труда угадывалось — письмо.

В какой-то момент у Марины потемнело в глазах: слезы и суматошный, издерганный вид дочери обескуражили ее, унесли в короткое бессознательное затмение. Марина пошатнулась, вздрогнула и больше по губам дочки, чем собственным слухом, разобрала слова:

— Папа раненый! Он в госпитале!

— Живой? — охрипло спросила Марина.

— Живой. Сам пишет!

— Чего ж ты ревешь тогда? — выкрикнула Марина. — Перепугала меня всю!

— Жалко! Папку жалко. Ему две операции делали. Осколки доставали. Еще, говорит, один осколок остался.

«Слава тебе, Господи, он жив!» — мысленно вознесла хвалу Марина.

Письмо Сергея из госпиталя в Ростове-на-Дону было адресовано дочери — на конверте значилось: «Кондратовой Елене». Лишь в конце письма краткая строчка посвящалась Марине: «Маме передавай привет». Увидев эти три слова, написанные знакомым почерком, Марина незаметно от дочери сглотнула слезы в горле. Не забыл… Пусть и, махонький, а все равно шажок навстречу.

В тот же вечер Ленка села писать ответ отцу, уединившись в своей комнате. Она вырвала из чистой тетрадки срединный двойной лист и выбрала ручку, которая писала чисто, без жирных подтеков пасты. Как ни старалась Ленка выписать буквы пошире, покруглее, письмо выходило коротким, едва переползло на вторую страницу. Писать про школу ей не хотелось: за текущую учебную четверть выходила тьма троек. Рассказ про погоду (такие пишут друг другу все взрослые) уместился в пару предложений. «Полка, которую ты починил, висит теперь крепко», — написала Ленка и опять стала грызть ручку, придумывая, чего бы насочинять.

— Мам! Мама! Подойди ко мне! — прокричала наконец она, призывая в помощницы мать. Как только Марина показалась в дверях, Ленка спросила: — А папа пойдет еще на войну? После госпиталя?

— Я не знаю, — растерянно ответила Марина.

— Мам, можно, я напишу, что мы его ждем дома? — спросила Ленка и уточнила: — Здесь ждем, вместе с тобой. Можно?

— Напиши, — ответила Марина, все еще находясь в какой-то растерянности. — Обязательно напиши. Конечно, напиши!

Ленка склонилась к листу, начала выводить: «Папа, выздоравливай скорей. Больше на войну не ходи. Мы с мамой ждем тебя дома».

Марина тем временем стояла у окна. На улице уже стемнело — поздний вечер, но уличный свет в Никольске еще не погасили. Против окна Ленкиной комнаты рос тополь, чуть дальше, за его голыми ветками, горел фонарь. На фонарь сейчас летели скопища мелких белых мух. Они кружились, плясали вокруг толстого плафона фонаря, натыкались на него, обжигались, отскакивали и падали вниз. Марина задумчиво наблюдала, как мартовский ветер плещет, завихряет, гонит над землей весенний снег. Весна словно бы где-то заблудилась и не находила в Никольск дорогу. Марина вздохнула: ничего, ведь весна все равно найдется, придет, согреет людям душу.