Ждать пришлось долго. Андрей прижимал к теплой трубе отопления то ноги, то руки, то приседал, то потирал ладони. Короткий зимний день клонился к закату, а участковый как будто застрял в Натальиной квартире. Прошло более часа, прежде чем старший лейтенант вышел из подъезда, сел в «уазик» и уехал. Однако Андрей не торопился возвращаться. Интуиция подсказывала ему, что Горный может вернуться, и даже не один, а с нарядом милиции.
К тому же он не знал, что рассказала участковому Наташа, и потому решил вначале послать к ней Валентину. Валя изрядно удивилась, увидев его одетым по-домашнему.
— Вы что, разодрались все-таки с Наташкой? — спросила она, открыв ему дверь.
— Да нет. Горный приезжал, хотел документы проверить, а у меня их как раз сейчас нет, как и нет желания сидеть в милицейской камере до выяснения личности.
— Значит, та шизофреничка все-таки накапала участковому? Ну и кобыла! — возмутилась Валентина. — Проходи, погрейся… Замерз как суслик, сейчас стопарик налью для сугрева.
— А Санька где? — спросил Андрей.
— Да дрыхнет все. Пускай себе. И ребятишки спят. Намучились вчера ночью с Новым годом этим.
Валентина провела Андрея на кухню, налила стопку, поставила перед ним тарелочку с дымящимися пельменями.
— Грейся, — сказала она, обнимая Андрея, — посинел, бедненький.
— Валь, ты сходи к Наталье, узнай, что там ей мент наговорил, — попросил он.
— Схожу. Никуда твоя Наташка не денется. Сама небось прибежит сейчас.
Звонок в дверь заставил Андрея вздрогнуть, и он, залпом опустошив рюмку, замер.
— Тихо, — сказала Валентина, — не робей, сюда я этого ментяру не пущу.
Валентина прикрыла кухонную дверь и пошла открывать. У Андрея учащенно забилось сердце.
Пришла, как и предполагала Валентина, Наташа.
— Заколебал меня Горный этот, — сказала зло она. — Как познакомились, спрашивал, сколько живешь у меня. Я ему говорю: иди в ДК и там спроси. А он все записал и заставил меня подписать. Я не стала. Сказал, чтобы ты завтра пришел к девяти часам. Его насторожило то, что ты через балкон убежал.
— Ну ладно, пойдем домой. — Андрей пошел к выходу.
— Да посидите вы, куда торопитесь? — попросила Валентина.
— Да некогда. За документами ехать нужно, а то, не дай Бог, посадят ни за что, — сказал Андрей.
— Что, сейчас и поедешь? — спросила Валентина.
— Конечно. Утром поздно будет, повяжут.
— Ты что, правда поедешь сейчас? — спросила Наташа Андрея по пути домой.
— Конечно. Пятичасовым автобусом.
— И куда теперь?
— Найду куда. Если найду квартиру и работу, приедешь ко мне?
— Не знаю. Ты документы себе чистые сделай сначала.
— Попробую.
Наташа молча укладывала в сумку чистое полотенце, зубную пасту, щетку, мыло. Андрей, отсчитав двадцать пять рублей, протянул ей.
— Не надо, — сказала она, — мы перебьемся как-нибудь, а тебя, кто знает, куда занесет.
— Возьми, возьми, я без денег не останусь, — настоял Андрей.
Наташа пошла проводить его до автостанции. Когда подошел автобус, она заплакала.
— Ты любишь меня хоть немного? — спросила она, уткнувшись в плечо Андрея.
— Люблю, Наташа, люблю. Спасибо тебе за все. Жди письма. Будешь ждать?
Наташа кивнула. Они поцеловались, и Андрей, сев в автобус с немногочисленными пассажирами, долго махал Наталье, одиноко стоявшей на привокзальной площади, из полузамерзшего окна.
«Прощай, Наташа! Прощай, село, давшее кров и заботу, познакомившее с хорошими людьми. Прощай! Суждено ли снова вернуться сюда?»
Когда автобус покинул пределы районного центра и выехал на трассу, опустившиеся сумерки совсем поглотили село. Закончился еще один день, а вместе с ним закончился еще один этап в жизни Андрея и начался новый. Каким он будет? Куда забросит жизнь нашего героя? Что ждет его в ближайшем будущем? Каменные, холодные стены тюрьмы или утопающая в огнях эстрада, поклонницы и успех?
* * *
В тот год весна выдалась ранняя. Уже в первых числах марта снег стал чернеть, побежали по улицам веселые ручьи. К середине месяца наступила такая теплынь, что уже не верилось, что еще каких-то три недели назад февраль наметал сугробы чуть ли не до подоконника. До подоконника того самого окна в зале, из которого в хорошую погоду ранней весной или поздней осенью, когда не мешает зелень деревьев, можно увидеть, если всматриваться в даль, крыши домов села Гуселетово, расположенного километрах в восьми-десяти от районного центра. Весна пробуждала жизнь, заставляла дышать глубже, думать по-новому и тосковать.
Каждый раз во время обеденного перерыва Наташа, придя домой, первым делом заглядывала в почтовый ящик, потом ставила разогревать борщ или суп и, пока грелся обед, смотрела в сторону села Гуселетово. Иногда на глазах ее появлялись слезы. Она чувствовала на губах их горьковато-соленый вкус, но не торопилась смахнуть слезинки.
«Где ты, любимый мой Андрюша? — думала она в такие минуты. — Кому и какие поешь теперь песни?…»
Иногда воспоминания захлестывали ее и по вечерам. Тогда она доставала из тумбочки, где стоял телевизор, подшивку районных газет и открывала те страницы, где было написано про коллектив районного Дома культуры. Газет с материалами Валентины Петровны об агитбригаде и вокально-инструментальном ансамбле было три. Одна из них — с фотографией. Наташа смотрела на групповой снимок работников ДК — нечетко отпечатанный, темный, отыскивала среди них Андрея и снова плакала. Еще зимой она нашла в кармане оставленного Андрюшей пиджака записную книжку с адресом его матери, хотела написать, даже несколько раз брала ручку и тетрадный листок, но почему-то никак не могла вывести первые буквы. Но наступающая по всем фронтам и уже надежно захватившая собой райцентр весна не давала ей покоя, и Наташа все-таки решилась: написала скромное письмо, с просьбой, если можно послать весточку об Андрее. И отправила его на родину того, кто все больше и больше заполнял ее мысли.
* * *
Утром сразу после подъема Андрея вызвал начальник отряда.
— Ну что, Свиридов, домой собрался?
— А что тут собирать, гражданин начальник? Я как сюда попал, сразу готов был. В любой день сказали бы: на выход, — пошел бы, в чем был. Хоть из бани.
Капитан засмеялся:
— Везет тебе. Сбежал с «химии», а тебе по минимуму дали и отправили опять к нам, где был. А теперь, несмотря ни на что, еще и по указу выходишь. Действительно государство у нас гуманное.
— Я же не один выхожу. Послезавтра аж сорок с лишним душ на волю отпускают раньше срока.
— И я об этом. — Капитан откинулся на спинку стула, потянулся. — Ты думаешь, зачем я в такую рань сюда приперся?