— Не тревожьтесь, Серж. Все в порядке. Скоро эти игры закончатся.
— Ах, это игра! — рассмеялся Ник, и гости переглянулись. — Я так и знал. Вы, русские, большие забавники. Ну, давайте же выпьем и примемся обсуждать дела.
Серж раскрыл свой кейс, извлек наружу бутылку красного «Бужоле», вяленный Кусочками ананас и коробку печенья. Кофе тоже вскипел. Анна поставила пластмассовые кружки для вина и раскрашенное глиняное блюдце вместо пепельницы и приготовилась слушать.
— За возрождение родины моего деда! — с пафосом произнес Серж первый тост. — За прекрасную Ангелику, которой он отдал свою первую любовь и которой посвятил знаменитые книги! За любовь!
Мы выпили, и это было сейчас более чем уместно, несмотря на утренние часы.
— Мы имеем предложить вам, — начал Ник с некоторым напряжением в голосе, — делать культурный проект. Весь мир любит французскую Ангелику. Ведь так? А если объявить, кто был вдохновителем автора? Тогда сюда приедут поклонники со всего мира. Вы меня понимаете?
— Почему же нет? — ответила Славина. — Очень даже хорошо понимаю: вы намереваетесь на месте старой усадьбы устроить туристическую Мекку. А мне какая отводится роль?
— Вы будете директор пресс-центра. Начнем вместе делать брэнд про Ангелику! — воскликнул Серж. — Ваш продюсер очень умный, я приглашаю его к нам, на родину Ангелики в Бельфор. Где он сейчас?
— Здесь!
Сказать, что Аня чуть не свалилась со стула, было мало. В дверях стоял Петр собственной персоной. Он был в джинсах и белоснежной майке, облегающей его мужественную грудь и обнажавшей загорелые бицепсы.
К столу придвинули еще один стул. Разлили по кружкам «Бужоле», и Ане полегчало. Или показалось, что полегчало. Хотя это не важно.
Мужчины ввязались в жаркие споры, и мысленным взором Славина уже окидывала реставрированную усадьбу, что-нибудь типа Абрамцева, и охотничий приют на берегу лебединого озера… Только в эти обетованные красоты никак не вписывались почему-то хуторяне со своими полями редиски, капустными огородами и клубничными грядками. Нет, у потомков Голубятникова и нынешних Салиасов явно были расходящиеся векторы приложения сил. Привали им такое наследство — первые наверняка принялись бы восстанавливать конезавод…
Мужчины прикончили вино, и Серж потянулся за своим кейсом, где у него, очевидно, был походный бар. Однако дружеское застолье было прервано двумя выстрелами и душераздирающим криком из соседнего дома напротив. Французы переглянулись, а Петр в один миг перемахнул через окно и был таков. Анна и ее гости невольно выглянули ему вслед. На улице стояла группа солдат, а за забором посреди двора занимал оборонную позицию одноногий инвалид с ружьем и нещадно ругался и выкрикивал примерно следующее:
— Матери вашей черт! Пошли все корове в трещину! Засранцы сопливые! Забыли, кто перед вами? Героя войны шманать?! Ветерана?! Убирайтесь к лешему от моей хаты, пока целы!
Ветеран не шутил, потому что дуло его двустволки грозно прицелилось в толстого прапора. Несмотря на объявленное военное положение, прапор явно не торопился отдать приказ расстрелять нарушителя на месте. Он рисковал дважды: во-первых, инвалид запросто мог выстрелить, во-вторых, кто будет отвечать, если полковника — самодура запрут в психушку?
— Дед! — миролюбиво начал прапор. — Ну пусти во двор хоть для вида. А может, бандюги тебе в огород чего подкинули? Тебе же на пользу досмотр пойдет…
— Я те подкину, — ярился инвалид, — я те пузо продырявлю дуплетом, через мой труп — пожалуйте в огород!
— Тихо, тихо! — раздался зычный бас Петра, вынырнувшего из-за сарая уже на обороняемой территории. — Угомонись, дед! — На всякий случай он стал спиной к деду, прикрывая его от наступавшей команды прапора. — Не дурите, ребята, — говорил Петр, — приказы полковника — фуфло, и вы все знаете это. Военное положение объявляет командующий. Мэр с ментами уже с Бугаевичем разбираются.
— Все — то ты знаешь! — выкрикнул прапор. — А вот мы тебя, такого умника, и загребем первого.
— Ну давай, попробуй, — согласился Петр, выступая на середину двора.
Прапор махнул рукой, и солдаты ринулись к забору.
— Стоять! — заорал дед, выстреливая два раза подряд, затем он отбросил ружье и вскинул вверх руку.
Что у него было зажато в ладони, догадаться было легко, потому что солдатики — их было четверо — повалились с забора наземь, а под ними оказался трусливый прапор.
Петр шепнул что-то деду, перемахнул через забор, минуя ворота, и встал над кучей копошащихся тел.
— Подъем, вояки! — скомандовал он. — А ну чешите отсюда, пока я не рассердился. И чтобы на хуторе шума не было. Или ты, падла, забыл, сколько оружия спустил за бруствер? В войнушку поиграть захотели? Так вам мужики такую войнушку устроят, что мало не покажется.
Прапор со своими подчиненными отряхивался от песка и угрюмо молчал.
— Вас, между прочим, иностранный дипломат запеленговал, — добавил Петр. — Вон его машина. Что, жидко обосрались? Шагом марш!
И опозоренная команда в два счета ретировалась. Неизвестно, все ли из услышанного четко уразумели высокие гости, непечатные обороты журналистка им переводить не стала, но то, что действия Петра произвели на них неизгладимое впечатление — это было бесспорно. Однако они заторопились уйти, пообещав встретиться со Славиной позже. Она же не стала их удерживать. Аривидерчи, месье!
Глава одиннадцатая
Они пили кофе и молчали. Французское печенье таяло во рту. Петр сказал:
— Хорошее печенье.
И посмотрел на коробку. Дата изготовления. ЧП «Светлячок». От этого «ЧП» журналистка вздрогнула. Сейчас каждый второй — частный предприниматель, но тряхнуло ее от другого ЧП. Славиной сразу вспомнилась бульдожья морда полковника в апоплексической раскраске. Да, такое чрезвычайное происшествие, которому она стала свидетелем, и во сне не приснится…
— Очень тебя прошу никуда из дома не выходить, — сказал Петр. — За меня не беспокойся. К ночи буду.
Услышав такое заявление, Аня совсем приуныла. Если бы не его самодеятельность, ничего, может быть, и не случилось бы. Ну, обнаружили бы немного разбросанных баксов… В конце концов, там почти все оставалось на месте.
— Если б ты не полезла в тайник, — словно читая мысли подруги, напомнил Петр, — купалась бы сейчас в лебедином озере и ромашки общипывала: любит, не любит…
— При чем здесь это?! — вспыхнула Анна аж до пяток.
— Да просто так, — сказал Петр сурово, — к слову.
— А если к слову, то я тебя ни о чем не просила. И между прочим, возвращаться сюда тоже.
— Какой была, такой ты и осталась, — заключил Петр примирительно. — Чего кусаешься? Я же тебя с детства люблю, дурында конопатая, и пока ты в беде — ни на шаг в сторону, даже если погонишь.