Сезар, склонив голову к плечу, с насмешливым, высокомерным видом вслушивался в эту явно проплаченную речь.
— Всем известна легендарная жестокость маршала. Можно подумать, что таковы все представители фамилии Фальконэ, что он действовал сначала по приказу отца, а затем — своего брата, но делать подобные выводы было бы ошибкой. Сезар Фальконэ поступал жестоко лишь по своему желанию, действуя из вожделения к власти. Целью его всегда был трон Саркассора.
— Ваши утверждения голословны, — презрительно вскинул голову обвиняемый. — Кроме пустых фраз вам нечего предоставить в доказательство?
Зал загудел. Трудно было понять, одобряя или возмущаясь сказанным.
— Защиту предоставляет Юлий Скорбцио — возвестил герольд.
В центр к прокурору вышел судейский в алой мантии — цвета адвокатской гильдии и, одновременно с тем императорской фамилии.
— Ваше Величество, ваша милость, — елейным голосом велеречиво начал адвокат, — я от всего сердца счастлив возможностью доказать, что Его Светлость принц Саркассора чист душой и помыслами и не виновен в том, что ему вменяют. Никогда он не действовал против царственного брата или интересов страны.
Снова зал загудел.
Гаитэ с болью в сердце поняла, что симпатии публики вовсе не на стороне подсудимого. Вся эта свора — и знать, и чернь, — жаждут крови маршала, слишком удачливого как в бою, так и в любви. Все присутствующие здесь мужчины будут только рады втоптать Сезара в грязь. Ему не простят ни его высокомерного бесстрашия, ни ужасающей жестокости, ни бесчисленных и неразборчивых сексуальных связей.
В жизни Сезар не искал друзей — он искал славы и власти. А теперь, когда ни того, ни другого больше не было и в помине, желающих сострадать ему не нашлось. Оно и не удивительно. Когда не жалеешь сам, не жалеют и тебя.
Адвокат продолжал заливаться соловьём, но говорил лишь общими фразами. Этого было мало, чтобы поколебать позицию судий. Этого было мало, чтобы хотя бы заручиться симпатией публики.
Гаитэ кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть: «И это всё?!».
— Обвинение? — царственно взмахнул рукой Торн. — Можете начинать.
— Обвинение вызывает Риаро Контарио!
От внимания Гаитэ не укрылось, как при звуках этого имени надменно и пренебрежительно скривились губы Сезара.
«Какой же всё это дешёвый фарс», — отражалось на его породистом лице.
Это судилище фарсом и было. От начала до конца. Его исход был предрешён заранее, но всё же игра велась по всем правилам.
Свидетелем оказался невысокий щуплый парнишка, почти ребёнок.
Подойдя к трону, где восседала царственная чета, он с осторожностью коснулся губами рубинового камня на императорском перстне и выпрямился во весь свой незначительный рост, вопросительно глядя на прокурора.
— Клянётесь говорить правду и только правду? — с ленцой протянул Торн.
— Клянусь, — отозвался юноша.
— Герцог Контарио, — начал прокурор. — Вы были пленником Его Светлости во время осады Флосиды, во время его компании против земель Рэйва?
Гаитэ смутно припоминала, что Контарио были, кажется, вассалами её свирепой и неукротимой матери?
— Да, ваша честь. Он держал меня в казематах замка, на одной воде и хлебе и выпустил оттуда лишь дважды. В первый раз, чтобы допросить под пыткой. Во второй, чтобы отдать на поругание солдатне, когда мой отец отказался изменить вассальной клятве и не сдал вверенные ему укрепления.
Толпа возмущённо зашумела.
Признаться, Гаитэ и сама была потрясена.
Правдивы ли слова юноши? Они вполне могли быть правдой. Сезар не знал пощады к врагам.
— Ходят слухи о том, что казнённых заложников Его Светлость вместо того, чтобы достойно похоронить, отдавал своим придворным скульпторам и художникам для неизвестных целей.
— Слухи не факты, — подал голос адвокат.
— Всё же их достаточно, — не оборачиваясь, отрезал прокурор. — Всем известна нечеловеческая жестокость принца Фальконэ. Сезар Фальконэ был неистов, разоряя герцогство за герцогством, графство за графством, ввергая весь Саркассор в смятение, вселяя в сердца его жителей страх. Его тяга к крови неутолима!
Весёлый, насмешливый, громкий смех прервал эти пафосные, громогласные речи.
Внимание всех обратилось к Сезару, даже и не думавшему опускать глаза:
— Если я так ужасен, как тут живописал этот юнец, у которого на губах молоко не обсохло, — насмешливо провозгласил он, — то объясните мне, господа, почему герцогства, что я завоевал — почему они по сей день остаются верны мне? Почему по первому моему слову готовы восстать против короны? И почему, если я заговорщик и изменщик, я не воспользовался их преданностью, не попытался расколоть империю на части, не начал гражданскую войну?
Гаитэ отметила, как нервно заёрзал на троне Торн, как на его лице заходили желваки, какими гневными, ненавидящими взглядами обменялись братья.
— Мне отвечать ему, ваше величество? — кашлянул свидетель.
— Нет! — отрезал Торн гневно.
— Что ж? — не уверенно промолвил прокурор, переминаясь с ноги на ногу. — К Риаро Контарио больше вопросов нет.
— Прошу прощения! — подала голос Гаитэ, игнорируя полный ярости взгляд мужа.
Она поняла, что защита вмешиваться не собирается и решила добиться справедливости сама.
— У меня есть вопросы к свидетелю.
— У вас, ваше величество? — растерянно спросил судья.
— У меня, — решительно кивнула Гаитэ, оборачиваясь к юнцу.
Повернувшись к молодому человеку, она в течении нескольких долгих секунд не сводила с него требовательного, строго взгляда.
Потом спросила:
— Почему Сезар Фальконэ воевал с тобой?
— Что? — дёрнулся юноша.
Взгляд его испуганной птицей метнулся к прокурору, стоявшему рядом, но тот молчал.
Вмешательство королевы в процесс шло не по сценарию. Он сам не знал, что делать.
— Я спрашиваю, почему маршал Саркассора вынужден был открыть военную компанию против земель Рэйва?
Юноша продолжал хранить растерянное молчание.
— Мне повторить вопрос? — с ледяной вежливостью вопросила Гаитэ. — Может быть, вы его не поняли?
— Нет, ваше величество. Я его понял.
— Тогда отвечайте.
— Сезар Фальконэ начал военную компанию против Рэйва потому, что герцогства провинции отказались платить несправедливый налог.
— Вы отказались платить налоги и Сезар Фальконэ, действуя по указанию короны и согласно закону, возвратил в казну то, что положено? То есть, он выполнил свой долг?