Гаитэ посмотрела на мать. Она давно простила Стеллу, решив для себя, что не вправе судить и ненавидеть того, чьих действий и мотивов до конца не понимает. Если её мать и была в чём-то виновата, если она была неправа перед ней, своей дочерью, так она за это уже заплатила сполна.
— Если верить в то, что этот мир не конечен, что он лишь подготовительная часть к чему-то большему, можно найти смысл, — тих проговорила Гаитэ.
— В чём же он? — спросила Стелла.
— В том, чтобы, вопреки всему оставаться, человеком, сохранять в себе то, что отличает честного от лжеца, милосердного от убийцы, целомудренного от прелюбодея.
— Сохранить свою душу? — с насмешливой горечью пожала плечами Стелла. — Если это поможет тебе, скрасит твои дни… но придёт момент, когда ты не сможешь прятаться от реальности за иллюзиями, дитя моё. Оставим эти разговоры о спасении души. Скажи мне правду — ты любишь Торна?
— А вы любили нашего отца?
— Нет. Никогда. Но у твоего отца не было и десятой доли животного магнетизма Фальконэ. Рискну предположить, что раз твоё сердце принадлежит не Торну, значит, я была права насчёт Сезара?
— Между мной и ним ничего не было.
— Кроме того, что он занял твоё сердце и мысли? Иногда для женщины проще отдаться нелюбимому, чем заболеть этой страшной, иссушающей болезнью под названием «любовь».
— А вы? — с вызовом обернулась Гаитэ к матери. — Вы его любили?
— Кого? Сезара? Нет, конечно! Моё сердце слишком иссушила жизнь, оно даже не камень, а что-то гораздо более ломкое и странное. Нет, дитя. Я его не любила. Но во мне достаточно сохранилось от женщины, чтобы понимать, какие чувства подобные мужчина способны будить.
— Сейчас меня мучает не столько любовь, сколько страх.
— Ты тоже чувствуешь это? — краешками губ усмехнулась Стелла. — Ты боишься того, кого любишь? Или за того, кого любишь?
— Не знаю. И то, и то. Слишком много проклятий, как стрелы, летят в сторону Фальконэ. Слишком много крови на их руках. А когда проклятия заслужены, они обязательно сбываются.
— Не забывай, что на руках твоего драгоценного Сезара и наша кровь тоже. И мои проклятия звучат в общем хоре голосов. Я рада, что, несмотря на всю его никчёмность и громогласность, твоим мужем станем Торн, а не Сезар.
Поднявшись, Стелла тихо удалилась их храма, оставляя Гаитэ в одиночестве.
Гаитэ закрыла глаза. Ей не хотелось плакать, но слёзы, словно живя отдельной жизнью, тихим бисером катились из глаз.
Глава 29
Подвенечное платье было готово. Оно стояло на огромной подставке, в полный рост, прямо напротив кровати и при пробуждении Гаитэ казалось, что перед ней парит чей-то зловещий призрак.
Дорогой, струящийся материал, через который были пробиты золотые нити. Великолепное. Пышное. И в тоже время — строгое. Достойный наряд для будущей императрицы.
Почти каждый день в просторных пышных залах проводились балы. Обильные и искусные пиршества дополняли череду бесконечных праздников. Остатки еды выбрасывались в мусорные баки. Ничего не доставалось даже псам, в то время, как бедняки голодали, а на улицах города свирепствовали различные эпидемии.
У людей было тысячи поводов быть недовольными, и праздное веселье знати не могла не раздражать.
Но, словно нацепив тёмную повязку на глаза, высокородные дамы и лорды ничего не желали знать, кроме веселья, роскоши, роскоши и веселья — ещё раз.
Вино лилось рекой, в неограниченном количестве. Его принимали без меры, до потери человеческого облика.
Гаитэ не пила, но под конец вечера у неё было такое чувство, словно всеобщее тяжёлое похмелье и ей заволакивает разум. Хотелось встать, распахнуть окна и поджечь тут всё, к чёртовой матери! Чтобы встряхнуть человеческую биомассу в шелках и бархате, чьи алмазные застёжки стоили дороже их душ.
Сезар Фальконэ вернулся в столицу неожиданно, не оповещая заранее о приезде. Гаитэ сначала подумала, что ей просто мерещится появление знакомой фигуры — но нет. Это действительно было он. Высокий, широкоплечий, двигающийся с непринуждённой грацией уверенного в себе хищника.
— Смотри-ка кто пришёл? — насмешливо протянула Стелла, мгновенно материализуясь рядом с дочерью. — Похоже кто-то очень торопился попасть на свадьбу к брату? Добрый вечер, Ваша Светлость, — с улыбкой протянула она руку приблизившему молодому человеку.
Надменная улыбка придала гордому лицу Сезара ещё более неприязненное выражение:
— Сеньора Рэвьэр? Какая приятная неожиданность! Пожалуйте во дворец моего отца и будьте как дома. Вы уже имели возможность оценить статуи, привезённые мной из Тиоса?
— Какие статуи? — недоуменно нахмурилась Гаитэ.
— Украденные у горожан Тиоса, — невозмутимо пояснила Стелла, не моргнув глазом.
Улыбка Сезара стала ещё больше походить на оскал, когда он поправил:
— У их тирана.
— Тирана? Вы, по всей видимости, намекаете на мятежного и несчастного герцога Форсева, чью семью, как и нашу, вы вырезали почти подчистую? — по-прежнему с милой, вежливой улыбкой вопросила Стелла, не меняясь в лице, сохраняя самое приятное, вежливое выражение.
Гаитэ заметила тревожный, взволнованный взгляд, который Сезар бросил на неё перед тем, как ответить:
— Герцог не только поднял знамя мятежа, он жестоко, бесчеловечно притеснял свой народ, к тому же изменил клятве, данной мне лично. Я несколько раз прощал этого человека. Но любому милосердию есть предел.
— Кому, как не мне, знать это? — фыркнула Стелла.
Их взгляды скрестились, и Гаитэ ощутила неприятный укол, до тошноты напоминающий ревность.
— У вас слишком острый язык, — с ледяной резкостью бросил Сезар. — С учетом положения, в котором вы находитесь.
— И в каком же положении я нахожусь? — с хищной мягкостью кошки протянула Стелла.
— Довольно, хватит! — не выдержала Гаитэ. — Я не желаю слушать, как вы ссоритесь, и, если спокойно разговаривать друг с другом вы не в состоянии, с вашего разрешения, покину вас.
Щёки её пылали. Она спиной, не оборачиваясь, чувствовала на себя взгляд Сезара.
Выступив из-за колонны, Торн заключил свою молодую невесту в объятия:
— Что за видение предо мной? Сама Богиня Очарования! — с этими словами он поцеловал её у всех на виду.
Гаитэ не сопротивлялась, скромно потупляя очи и краснея под любопытными взглядами, как и полагается молодой девице.
— Вижу, ты уже поздоровалась с моим братом? — зашептал Торн на ухо. — Отец, должно быть, счастлив, что он, наконец, в безопасности? Ходили упорные слухи, что Сезар заперт в Тиосе, а его армия окружена. Но как оказалось, очередные слухи. Увы! Ему ничего не грозит.